— Зачем это ему понадобилось?

— Моему отцу показалось, что Юго способен на большее, чем ковыряться в термарии, капрал.

— К примеру?

— Он оказался способным математиком. Он…

Капрал поднял руку, прервав Рейча:

— В каком термарии он работал?

Рейч ненадолго задумался.

— Понимаете, я тогда маленький был, но вроде бы в «С-2».

— Почти верно. В «С-3».

— Стало быть, вы его знаете, капрал?

— Я-то? Лично — нет, но эту байку в термариях все наперебой рассказывают, а я там тоже потрудился. Кто знает, может, и ты её там услыхал. Чем докажешь, что вправду знаешь Юго Амариля?

— Послушайте, давайте вот как сделаем. Я напишу своё имя и имя моего отца на листке бумаги. И ещё одно-единственное слово. Свяжитесь, как сами пожелаете, с кем-нибудь из аппарата мистера Джоранума, а мистер Джоранум будет в Дале завтра, и пусть он прочитает моё имя, имя моего отца и это самое слово. Если это ничего не даст, значит, я останусь здесь и буду гнить потихоньку, но думаю, этого не случится. Я просто уверен, что меня отсюда в три секунды заберут, а вы получите повышение по службе за своевременную передачу информации. Если же вы мне откажете и они сами узнают, что я здесь, — а они всё равно узнают, — вы попадете в большую беду. В конце концов, если вы знаете, что Юго Амариль уехал отсюда с одним знаменитым математиком, вбейте себе в голову, что этот самый математик и есть мой отец. Его зовут Гэри Селдон.

По лицу капрала стало ясно, что это имя для него не пустой звук.

— А что же это за слово такое, какое ты хочешь написать?

— «Психоистория».

— И что это за штуковина? — нахмурился капрал.

— Неважно. Передадите — сами увидите, что получится.

Капрал вырвал из блокнота листок.

— Ладно. Пиши. Поглядим, что из этого выйдет.

Рейч весь дрожал. Ему и самому не терпелось увидеть, что случится. Но всё зависело теперь только от того, с кем переговорит капрал, случится ли чудо под действием магического слова.

Гэри Селдон смотрел на дождевые капельки, разбивавшиеся о ветровое стекло правительственного автомобиля, и чувствовал при этом острейшую ностальгию.

Всего лишь второй раз за восемь лет, проведенных им на Тренторе, он получил приказ явиться к Императору, дворец которого стоял на единственном открытом участке Трентора, и оба раза погода оказывалась дождливой и холодной. В первый раз он приехал сюда вскоре после прибытия на Трентор, и тогда ненастье попросту огорчило его. В такой погоде для него не было ничего нового. Дождей и гроз у него и на Геликоне хватало — там такая погода была привычной, особенно в тех местах, где вырос Селдон.

Но теперь, прожив восемь лет в условиях искусственного климата, когда «грозы» состояли в периодическом затемнении «небес» искусственными тучами и легком дождичке, что моросил, покуда все спали, вместо яростного ветра порой дул легкий бриз, и никогда не бывало ни пощипывающего морозца, ни жуткого зноя — а так, то легкое потепление, когда приходилось расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке, или легкое похолодание, когда ты бывал вынужден набросить легкую курточку (на самом деле даже такие ничтожные перепады в погоде вызывали у местных жителей жалобы), теперь этот холодный, унылый дождик, сыплющий с серого неба, казался ему родным и приятным. Дождь напомнил ему о Геликоне, о юности, о том, что казалось ему теперь порой счастливой беззаботности. Он даже подумал было, уж не попросить ли водителя выбрать самую длинную дорогу ко дворцу.

Нет, нельзя. Император желал его видеть, а путь на автомобиле и так был не близкий, даже если ехать по прямой, не останавливаясь на перекрестках.

Императора нельзя было заставлять ждать.

Клеон, оказывается, теперь был уже не тот, каким видел его Селдон восемь лет назад. Поправился фунтов на десять, мешки под глазами, хотя, безусловно, пластические операции делали своё дело: обрюзгшим лицо Императора назвать было нельзя. Селдону стало немного жаль Императора — как бы он ни был всесилен, а тоже ничего не мог поделать против всемогущего времени.

Клеон и на этот раз встретился с Селдоном наедине, в той же самой роскошно обставленной комнате, где они виделись впервые. По традиции, Селдон молчал, ожидая, когда Император обратится к нему.

Бросив на Селдона оценивающий взгляд, Император произнес самым будничным тоном:

— Рад вас видеть, профессор. Давайте поговорим по душам, без формальностей — так же, как тогда, когда мы в первый раз виделись с вами.

— Хорошо, сир, — осторожно ответил Селдон.

(Говорить по душам не всегда безопасно, только из-за того, что Император отдал тебе такое распоряжение. Можно и проговориться.)

Клеон непринуждённо махнул рукой, и в комнате тут же ожила автоматика. Стол накрылся как бы сам собой. На нём одно за другим стали появляться блюда. Всё произошло так быстро, что Селдон и глазом моргнуть не успел.

— Пообедаете со мной, Селдон? — как ни в чём не бывало спросил Клеон.

Ничего особенного в этом вопросе не было — самое обычное приглашение к столу, но сказано это было тоном, не допускающим возражений.

— Почту за честь, сир, — ответил Селдон и украдкой огляделся по сторонам. Он отлично знал, что Императору задавать вопросы не положено или, по крайней мере, нежелательно, но не сумел справиться с собой. Стараясь, чтобы в голосе не было вопросительных ноток, он проговорил: — Премьер-министр с нами обедать не будет?

— Нет, — ответил Клеон. — У него сейчас другие дела, а мне бы хотелось побеседовать с вами наедине.

Некоторое время обед протекал в полном молчании. Клеон пристально глядел на Селдона, Селдон натянуто улыбался. Клеона нельзя было обвинить в излишней жестокости и даже в безответственности, но на самом деле ему ничего не стоило взять да и арестовать Селдона по сфабрикованному обвинению, а при той власти, какой располагал Император, дело до суда могло и не дойти. Желательно было всегда держаться от него подальше, не привлекать его внимания, но сейчас был не тот случай.

Конечно, в прошлый раз дело обстояло намного хуже — тогда его доставили во дворец в сопровождении вооруженной охраны, но почему-то Селдону от этой мысли легче не становилось.

Наконец Клеон прервал молчание.

— Селдон, — сказал он, — мой премьер-министр — человек весьма работоспособный и полезный, и всё-таки у меня такое впечатление, что порой людям кажется, будто у меня уже и своей головы на плечах нет. Вам тоже так кажется?

— Что вы, сир! — вежливо, но без комментариев, возразил Селдон.

— Я вам не верю. Однако голова на плечах у меня есть, и я отлично помню, что, когда вы впервые приехали на Трентор, вы баловались психоисторией.

— Надеюсь, вы не забыли, сир, — негромко проговорил Селдон, — что тогда я объяснил вам, что это всего-навсего математическая теория, безнадёжно далекая от применения на практике.

— Это вы тогда говорили. Вы и теперь так говорите?

— Да, сир.

— Вы что, над ней не работали с тех пор?

— Нет, время от времени я этим балуюсь, но ничего не получается. К несчастью, всё время мешают хаос и вероятность не…

— Мне бы хотелось, — прервал его Император, — чтобы вы занялись решением одной конкретной задачи… Угощайтесь десертом, Селдон. Очень вкусно.

— Что за задача, сир?

— Этот Джоранум… Демерзель считает, что я не могу арестовать этого человека и не могу использовать вооруженные силы для того, чтобы уничтожить его последователей. Он говорит, что от этого будет только хуже.

— Если так говорит премьер-министр, наверное, так оно и есть.

— Но мне очень мешает этот Джоранум… Во всяком случае, марионеткой я становиться не собираюсь. А Демерзель бездействует.

— Уверен, он делает всё, что может, сир.

— Ну, коли он и трудится над решением этой проблемы, значит, меня в курс дела не вводит.

— Но это, сир, может быть, из-за того, чтобы вас лишний раз не беспокоить, чтобы поберечь от ненужных волнений. Может быть, премьер-министру кажется, что было бы лучше, если бы Джоранум… если бы он…