Мать и сестра не издали ни звука. Просто осуждающе смотрели на него.

Алессандра подняла глаза на Рафаэля. Тот извинился перед ней взглядом за то, что оставил ее один на один с неприятелем. Девушка почувствовала близость и тепло его сильного тела, и вдруг горячая волна какого-то неведомого чувства окатила ее с ног до головы. Она быстро отвернулась, пряча вспыхнувшее лицо. Это мой мужчина, сказал ей внутренний голос. Только он. Навсегда.

Атмосфера стала еще напряженнее.

Рафаэль быстро произнес несколько испанских фраз, от которых Изабелла резко вскинула голову. В глазах пожилой женщины вспыхнул опасный огонек.

— Я сказал матери и сестре, что вы известная английская спортсменка, — объяснил Савентос Алессандре, — и работаете с Оттавио по моей просьбе.

Она кивнула, удивляясь выражению недовольства на лицах обеих женщин.

Рафаэль еще что-то сказал по-испански, и Алессандра услышала имя отца.

Глаза Изабеллы широко открылись. Она что-то быстро ответила сыну, также упомянув имя Сола Ксавьера. Катриона неожиданно проявила интерес к разговору: выражение скуки исчезло с ее лица.

— Так вы дочь маэстро Ксавьера? — очень церемонно обратилась к девушке Изабелла. Она покачала головой, словно упрекая Рафаэля. — Мой сын ничего мне не сказал… — Она запнулась, подыскивая подходящие к случаю английские слова.

Рафаэль мрачно посмотрел на Алессандру и опять повернулся к матери.

— Я действительно ничего не сказал об отце Алессандры. Наверное, она тоже удивляется этому. — Он снова посмотрел на девушку, словно ища у нее поддержку.

Да, сказали ее огромные глаза.

— Я промолчал вовсе не потому, что считаю это несущественным. Очень приятно иметь знаменитого отца, но Алессандра способна заинтересовать людей и сама по себе.

Значение этих слов было подчеркнуто тоном. За ними последовало молчание, к счастью вскоре нарушенное Марией. Она внесла богато расписанный поднос, на котором стояли бутылка шампанского и четыре бокала. Рафаэль принял поднос из ее рук и стал открывать вино.

Изабелла кашлянула, а потом грациозным жестом пригласила Алессандру присесть на диван.

— Мне очень жаль, что я так плохо говорю по-английски, — с огорчением сказала она.

— Гораздо лучше, чем я по-испански, — вежливо ответила девушка. — Мне стыдно быть в Испании и не знать ни одного слова.

Изабелла изящно махнула рукой, словно прощая дикарю его необразованность.

— Но я собираюсь научиться, — со спокойным достоинством добавила Алессандра.

Рафаэль подал ей бокал с искристым вином и одобрительно улыбнулся.

— Желаю успеха. Язык дурацкий, — вставила Катриона.

— Прекрасный язык! — нахмурившись, возразила Изабелла.

— Это наше новое шипучее вино, — обратился Рафаэль к Алессандре, рассматривая бокал на свет, чтобы определить качество напитка. — Вам нравится?

— О да. — Она подумала о том, что наслаждалась бы и квашеной капустой, если бы эту капусту вырастил и заквасил сам Рафаэль.

— Думаю, что ваш отец пьет только французское шампанское. Вот это вино! — заметила Катриона. Ее английский язык имел едва уловимый американский акцент, что было приятно для слуха и придавало Катрионе некий шарм. — Вряд ли он одобрил бы дешевую испанскую имитацию, — добавила она и язвительно посмотрела на брата.

Алессандра вспомнила бутылки, лежавшие на полках в подвале их оксфордширского дома.

— Да, — сказала она, — отец пьет в основном французское, но теперь я угощу его чем-то новым и совершенно неожиданным.

Они прошли в большую столовую, обставленную дубовой мебелью, и вечер продолжился в том же духе: неожиданные короткие диалоги и долгое многозначительное молчание. В целом благодаря Изабелле внешне все выглядело пристойно, элегантно и вежливо, но к концу обеда Алессандра почувствовала себя совершенно измученной.

Изабелла проводила девушку в ее комнату, дабы убедиться, что та ни в чем не нуждается. Осмотрев спальню и отметив, что в ней достаточно прохладно, цветы в вазах свежие, а постель застлана должным образом, она любезно пожелала Алессандре спокойной ночи.

Около двери она обернулась, звякнув золотыми браслетами.

— Прежде чем вы вернетесь в Англию, мне бы хотелось поговорить с вами о творчестве вашего отца, — сказала она. Изабелла выговаривала слова очень медленно и внятно, словно репетировала их весь вечер.

— Хорошо, — ответила Алессандра. — С удовольствием.

Изабелла негромко вздохнула.

— Вы можете оставаться у нас сколько пожелаете, — произнесла она.

— Спасибо. — Алессандра чувствовала себя так, словно идет по тонкому льду, который вот-вот треснет и проломится.

— Но я уверена, вы скоро соскучитесь по дому. — С этими словами Изабелла повернулась к двери. — Думаю, родители вас ждут не дождутся.

Алессандра опустилась на кровать.

— Ф-фу-у, — выдохнула она, затем скинула туфли и подошла к окну.

Внизу, у лестницы на террасу, она увидела Рафаэля, нервно ходившего взад и вперед. Даже с такого расстояния до нее доносился слабый запах его сигары.

Словно почувствовав ее взгляд, он поднял голову и слегка помахал рукой. Этот жест выглядел таким же интимным, как объятие.

После того как Алессандра закончила разговор, Тэра еще долго прижимала трубку к уху. Между ними пролегла такая даль… Она немного постояла у телефона, а затем вышла в сад, прислушиваясь к шелесту ветерка в росших вокруг бассейна плакучих ивах.

Она вспомнила, как впервые увидела этот сад больше двадцати лет тому назад. Тэре едва исполнилось восемнадцать, и привез ее сюда неистовый Сол, только что разошедшийся с женой, чтобы навсегда остаться с молоденькой любовницей.

Медленно бредя по лужайке и рассеянно срывая травинки, Тэра вспоминала, какой она была тогда юной, исполненной радостных надежд, абсолютно покоренной Солом Ксавьером, отдавшей ему тело и душу. Она была любящей, умной, страстной… и на втором месяце беременности.

Боже, какое осиное гнездо я растревожила, криво усмехнувшись, подумала Тэра. Интересно, что бы я сделала, если бы знала, какие интриги, борьба и горе ждут впереди. Передумала бы? Нет. Снова сделала бы то, что сделала.

Тэра понимала свою беспомощность перед необузданной силой романтической и чувственной любви Сола. И теперь, когда она стала в два с лишним раза старше той девочки, узы, привязывавшие ее к мужу, были все так же крепки.

Она еще немного постояла в саду, любуясь ветвями огромной араукарии, находившейся в центре лужайки. Дерево выглядело величественно и в то же время причудливо. Она подумала о своей карьере музыканта. С детских лет ей пророчили блестящее будущее знаменитой скрипачки. Но все надежды жестоко оборвала травма позвоночника, полученная Тэрой в автомобильной катастрофе. Так ей пришлось осваивать профессию дирижера. Она верила, что стала хорошим специалистом. Тэра тонко чувствовала музыку и оркестр, ее уважали за талант и терпение, с ней было приятно работать. Публика ее любила, а записи выступлений охотно исполняли по радио. Но иногда Тэра сомневалась, что способна на нечто большее, чем простой профессионализм. Едва ли она сумела бы вдохновенно и по-новому интерпретировать известное музыкальное произведение.

Вот Сол действительно великий маэстро. Казалось, он всякий раз находит новое в произведении, которое исполняет с оркестром. А потом… он мужчина. Муж — это не жена, отец — не мать. Другой калибр.

Иной раз Тэре казалось, что женщина, несмотря на все старания, не может накопить в себе столько энергии, чтобы вложить ее и в работу, и в близких людей. Пожалуй, ответ прост: невозможно равным образом расходовать себя на обе эти цели. Мужчина направляет энергию на работу, пусть не всегда на уровне сознания, но уж инстинктивно — обязательно. Он даже не задается целью делить свой запас. Львиная доля этого запаса идет на самоутверждение.

Вот потому-то, пришла она к заключению, слегка касаясь пальцем замысловато перекрученных ветвей, Сол сейчас и занят в Лондоне со своим музыкальным агентом Роландом Грантом, а она бесцельно слоняется по саду, беспокоясь об уехавшей дочери.