— Скоро привыкнете, — не подумав, сказал он и тут же опомнился.

— Правда? — Она быстро глянула на Савентоса, и ему неожиданно пришло в голову, что Алессандра может догадываться о его чувствах. Для своих лет она была чертовски наблюдательна.

Она наклонилась ослабить подпруги. Рафаэль много раз замечал, что Алессандра очень заботится о лошадях. Она мягко забирала повод, не всаживала каблуки в бока Оттавио. Конечно, Эмилио проделывал все это без малейшего колебания, не говоря о том, что никогда не ослаблял подпруги перед тем, как отвести животное на конюшню.

Рафаэль смотрел на ее склоненную голову. Волосы Алессандры были заплетены в косу, начинавшуюся от самой макушки. Шелковистая, густая, она доходила до середины спины. От желания прикоснуться к этим волосам перехватывало дыхание.

Алессандра выпрямилась, заметила взгляд Савентоса и тут же ощутила его магнетическую силу. Она уже знала, как ведут себя влюбленные мужчины. Год назад в Зальцбурге в нее влюбился баварский флейтист, который грозил сломать свою флейту, если девушка не ответит на его чувства. Но она еще никогда не испытывала ответного чувства и искренне не понимала поклонников, терявших голову от ее присутствия. Все это казалось ей напыщенным и мелодраматичным.

Но здесь, в Испании, в присутствии идеально воспитанного Рафаэля Савентоса она начинала понимать, что это не совсем так. Вернее, совсем не так.

— Я еще никогда не ездила на лошади такого класса, как Оттавио, — сказала Алессандра, когда они вместе шли к конюшне. Она очень надеялась, что ее голос звучит спокойно. — Я бы сказала, что это одна из лучших лошадей в мире.

— Что ж, вам виднее.

— О нет! Просто я так думаю. До эксперта мне далеко.

Для Рафаэля же мнение Алессандры об Оттавио играло решающую роль.

— А что вы скажете про Титуса? — поинтересовался он.

Алессандра рассмеялась.

— Ему еще учиться и учиться! У Титуса отличные способности к прыжку, но он слишком возбудимый.

Рафаэль кивнул.

— Я так и думал, когда покупал его. Хотел, чтобы у Эмилио наконец появилось занятие. — На лице Рафаэля мелькнуло то же выражение, которое она уже замечала. Тень холодной усмешки.

— Расскажите мне об этом, — попросила она.

— Эмилио все слишком легко доставалось, — ответил Рафаэль. — Чудесные игрушки, когда он был ребенком. Дорогой мотоцикл в шестнадцать, потом вереница новых машин. Главное занятие моей матери — потакать ему. Он ужасно испорченный и в то же время очень неудовлетворенный юноша. Конечно, его вины здесь нет. Покупая Титуса, я надеялся пробудить в Эмилио мужчину. Он должен научиться получать удовлетворение от самостоятельно преодоленных трудностей. Вы меня понимаете?

— И что, он вник?

— Простите?

— Ну, проникся он этой идеей?

— Можно сказать, ударил в грязь лицом.

— В буквальном и переносном смысле?

— Именно. — Рафаэль посмотрел ей в глаза и понял, что она одобряет его действия.

— Когда я впервые села на Титуса, он напомнил мне Сатира, — призналась Алессандра. — Все говорили, что он сумасшедший, а я его просто обожала. Отец называл Сатира двигателем без тормозов. Очень точно подмечено. Вот и Титус такой же.

— Неужели отец не волновался за вас? — тихо спросил Рафаэль.

Алессандра усмехнулась.

— Господи, конечно нет. Родители никогда не держали меня на цепи. Мне разрешали ошибаться и извлекать из этого уроки… А потом, — добавила она, удивленно поглядывая на помрачневшего, застывшего Савентоса, — безусловно, с Сатиром хватало возни, но он не был опасен. И Титус тоже.

— Понимаю, — кивнул Рафаэль.

— Титуса необходимо научить слушаться узды, особенно на грунтовых дорогах, — деловито продолжила она. — Научить брать с места и останавливаться. Объяснить, что жизнь лошади состоит не только из захватывающих приключений.

— Кажется, понятно.

— Но это мое личное мнение, — закончила она.

Алессандра завела Оттавио в денник и начала расседлывать. Легкое облачко пара поднялось над разгоряченной спиной жеребца. Она протерла Оттавио губкой, предварительно намочив ее в теплой воде и хорошо отжав. Рафаэль, облокотившись о перегородку, наблюдал за процессом.

Наконец Алессандра выпрямилась.

— Это вас удивляет? — спросила она. — То, что родители давали мне полную свободу?

— Я плохо знаю английские методы воспитания. Во многих испанских семьях все еще придерживаются старомодных взглядов.

— То есть держат детей в строгости? Видимо, к Эмилио это не относится. — В ее глазах появился холодный сапфировый блеск.

— Ах, моя дорогая Сандра! — медленно покачал головой Савентос. — Как элегантно вы умеете ставить меня на место!

— Вы мне льстите, — усмехнулась она и снова взялась за губку.

— Дело не в строгости, — задумчиво произнес Рафаэль. — Мне не нравится это слово. Речь идет о защите, понимаете?

Она на минуту отвлеклась от своего занятия, унесшись мыслями в детство и юность. Алессандра всегда высоко ценила, что родители не опекают ее и не навязывают свою волю. Они попробовали воздействовать на нее только один раз — когда попытались осуществить свое заветное желание и заставить дочь пойти по их стопам. А во всем остальном она пользовалась абсолютной свободой. В конце концов, отец редко бывал дома. Защита, снова удивилась она. Защита…

Алессандра спустилась в гостиную без пяти восемь и ужасно удивилась, никого там не застав. Солнце уже садилось, предзакатное небо горело красными и золотыми сполохами. Она любовалась им через открытое окно.

Она чувствовала себя неуютно и скованно. Казалось, и весь дом притих как брошенный корабль, несмотря на то что в глубине его, на кухне, позвякивали сковородки и кастрюли.

Подойдя к роялю, она бесцельно провела пальцем по клавишам. Потом села и стала играть — на этот раз Гайдна, и наизусть. Постепенно напряжение покидало ее, растворяясь в музыке.

Через несколько минут в гостиную вошла Изабелла, буквально таща за собой Катриону. При первом знакомстве надо было выступить единым фронтом. Дочь из чувства противоречия надела голубое шелковое платье, год назад купленное в модном мадридском бутике. Увы, сейчас оно стало ей тесновато. Ноги сжимали кремовые туфельки на высоком каблуке, щеки покрывал яркий румянец от двух рюмок водки, выпитых перед обедом.

Изабелла выглядела великолепно. Платье глубокого зеленого цвета, волосы убраны в корону, чтобы лишний раз подчеркнуть длинную шею. На обеих дамах сверкали драгоценности.

Услышав звуки рояля и увидев сидевшую за ним девушку, Изабелла остановилась у дверей как вкопанная.

Алессандра подняла глаза, грациозно встала из-за инструмента и приветливо улыбнулась. На ней было длинное светлое платье, которое она обычно надевала на приемы после музыкальных конкурсов. Она вымыла голову и забрала волосы в строгий пучок, полагая, что распущенные волосы будут неуместны в официальной атмосфере гостиной Савентосов. Из украшений она выбрала любимые серебряные сережки в форме дельфинов. Родители подарили их Алессандре, вернувшись из поездки в Афины.

— Сеньора Савентос? — тепло сказала она, направляясь через гостиную и протягивая руку.

Изабелла и Катриона были поражены спокойствием молодой женщины. Они привыкли, что посетители не их круга при первой встрече ведут себя с хозяйками дома подобострастно. Обе — хотя и по-разному — обожали запугивать гостей, так как чувствовали свое превосходство, основанное на богатстве и репутации семьи, и выражали его с соответствовавшей случаю надменностью.

Изабелла с неудовольствием поняла, что не знает, как реагировать на это спокойное и естественное поведение.

Алессандра чувствовала примерно то же. Она вовсе не была так уверена в себе, как старалась показать. Уже в который раз она пожалела, что не знает испанского.

В этот момент в гостиную вошел Рафаэль.

— Извините за опоздание, — сказал он, подходя к Алессандре. — Меня задержал телефонный звонок нашего оптового клиента. Такой разговор не оборвешь на полуслове.