Обезумев от страха, девушка кинулась к коню. Слезы жгли глаза и ручьями бежали по щекам. Около забора уже собралась толпа зевак, глазевших на Алессандру, которая упала на колени рядом с перепуганной лошадью. Одной рукой она подхватила повод, другой гладила Сатира, стараясь успокоить его и унять боль.

Прекрасная лошадь, которая беспомощно лежит на земле, — зрелище невыносимое. Сердце Алессандры едва не разорвалось от муки, когда Сатир поднял на нее огромные глаза — страдающие, испуганные, непонимающие. Казалось, он лежит так уже целую вечность. Затем конь сделал неимоверное усилие и чудом поднялся. Он стоял на прохладной зеленой траве, боясь шелохнуться, дрожа крупной дрожью и держа на весу правую переднюю ногу.

— О Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы нога осталась цела! — прошептала Алессандра, дико озираясь по сторонам. — Скорее позовите ветеринара! — закричала она зевакам.

Какой-то мальчишка выбрался из толпы и понесся к конторе конного комплекса. Через несколько минут появилась молодая женщина в белом халате. Ловко перебравшись через ворота, она подбежала к Сатиру и принялась осматривать его ногу. Потом подняла глаза на Алессандру.

— С вами все в порядке? — мягко спросила женщина.

— Да, да! Что у него с ногой?

Женщина осторожно провела пальцами по травмированной ноге.

— Думаю, ничего серьезного. Скорее всего, растянуто сухожилие. Давайте посмотрим, сможет ли он двигаться. Уговорите его сделать пару шагов.

Алессандра попробовала потянуть за повод и сдвинуть лошадь с места. Сатир сделал один неуверенный подпрыгивающий шаг и остановился. Когда ветеринар стала ощупывать копыто, он вздрогнул, закатил глаза и сверкнул белками.

— Где ваша коневозка? — спросила женщина Алессандру. — Я сделаю ему обезболивающий укол. Доведем его до коневозки, а уж там разберемся, что к чему.

С бешено бьющимся сердцем Алессандра осторожно вела хромавшего и подпрыгивавшего Сатира к дорогой коневозке, которую родители подарили ей на восемнадцатилетие. Сатир из последних сил поднялся по крытому резиной трапу. Увидев знакомое стойло с толстой подстилкой из сладко пахнущей соломы и кормушку со свежеприготовленным кормом, он сразу расслабился.

Ветеринар еще раз тщательно осмотрела ногу лошади и успокоила Алессандру. Нет никаких признаков перелома. Она посоветовала обернуть ногу Сатира смоченной в холодной воде салфеткой и забинтовать.

— Постарайтесь, чтобы в течение часа он стоял спокойно и не двигался. Потом я зайду взглянуть на него еще раз. — Внимательно посмотрев на бледное лицо Алессандры, она поинтересовалась, с кем девушка приехала на соревнования.

— С матерью.

— Наверное, вам нужно с ней увидеться? Тогда идите. Я пришлю кого-нибудь из конюхов последить за лошадью, пока вас нет.

— Хорошо. — Алессандра вышла из коневозки, гадая, где теперь искать мать. Тэра Ксавьер тоже была знаменитостью. Наверняка ее где-нибудь окружили поклонники, жаждущие узнать о творческих планах звезды.

Может, оно и к лучшему, подумала Алессандра, внезапно осознав, что у нее есть счет к Эмилио. И разумнее всего предъявить его сейчас, пока никто не мешает.

Хотя ноги девушки все еще дрожали от пережитого страха, выглядела она совершенно спокойной. Алессандра шла вдоль вереницы коневозок, рядом с которыми хлопотали спортсмены, конюхи и родственники, пришедшие помочь и поболеть. Лошадей собирали в обратный путь.

Она хорошо знала коневозку Савентоса. Машина стояла несколько в стороне от остальных, в самом конце длинного ряда фургонов. Коневозка была огромная. Лучше, чем у нее. Настоящий передвижной дворец для лошадей.

Подойдя к машине, она услышала возбужденный стук копыт. Ее сердце тоже застучало как барабан. Дверь была закрыта, но не заперта. Алессандра потянула за ручку и остановилась, вглядываясь в полутьму. На какой-то момент она словно ослепла: глаза должны привыкнуть к сумраку после яркого дневного света. Но чтобы понять происходящее, достаточно одних звуков.

Это были свист хлыста, впивавшегося в живую плоть, и пронзительный визг перепуганной лошади. Боже милосердный! Не удовлетворенный тем, что испугал и покалечил одного коня, Савентос теперь мучает другого.

— Прекрати! — закричала Алессандра.

Рванувшись вперед, она с разбегу прыгнула на человека, державшего хлыст, вцепилась в его поднятую для удара руку и опрокинула на пол.

В ответ раздались приглушенные проклятья. Савентос, сначала струхнувший и растерявшийся, наконец, разглядел своего противника. Его лицо исказила ярость.

— Убирайся отсюда, английская шлюха! — зарычал он. — Как ты посмела войти сюда?!

— Оставь лошадь в покое! — отрезала Алессандра, мертвой хваткой сжимая его руку.

— Что хочу, то и делаю. — Его черные глаза пылали злобой. — Я никогда не слушал баб. И не собираюсь впредь!

Она попыталась вырвать у него хлыст, но Эмилио отвел руку в сторону.

— Это мое животное, и я научу его не совершать ошибок! Буду делать с ним все, что мне нравится! — Он вскочил на ноги и снова замахнулся хлыстом. Лошадь шарахнулась в дальний угол, ее розовые ноздри широко раздулись.

Алессандра поняла, что спорить с мерзавцем бессмысленно. Перед ней был прирожденный садист. Она никогда не позволяла захлестнуть себя эмоциям, выпустить наружу демона гнева. Тем не менее, она в ярости выскочила из коневозки и со всех ног бросилась к своему фургону. Там, быстро схватив лежавшую на мешках с кормами корду, она завязала ее конец скользящим узлом и побежала обратно.

Алессандра вовсе не удивилась, когда поняла, что пойманный с поличным Эмилио и ухом не повел. Напротив, он продолжал «урок», который она тщетно пыталась прервать.

Пронзительный визг лошади, тонкий и высокий, как крик птицы, бил по натянутым нервам.

Ее решимость прекратить издевательство над животным крепла с каждой минутой. Она прищурилась, высматривая Савентоса, прицелилась и метнула корду, как ковбой лассо. Петля развернулась в воздухе, плавно опустилась на голову Савентоса и захлестнула шею. Алессандра тут же рванула корду на себя и туго натянула ее.

У Эмилио перехватило дыхание, хлыст выпал из руки. Он судорожно схватил руками петлю и оглянулся. Не ослабляя натяжения, Алессандра перебирала корду, постепенно приближаясь к нему. Кончилось тем, что она продела корду в прибитое к стене кольцо и прочно закрепила ее. Савентос оказался привязанным, как бычок на ярмарке.

Алессандра сделала шаг назад, любуясь своей работой.

— Попался, — спокойно сказала она.

Савентос дернул головой и уставился на нее, не веря своим глазам. В нем закипало бешенство. Алессандра подобрала с полу хлыст и подошла ближе. Плетеный кожаный кончик раскачивался у щеки Савентоса, почти касаясь ее. Лицо Эмилио перекосилось.

— Теперь ты беспомощен, — констатировала Алессандра, многозначительно поглядывая на хлыст. — Теперь уже я буду делать с тобой все, что захочу. Слышишь, ты, негодяй?

— Пошла вон! — прошипел Савентос сквозь стиснутые зубы.

— Встань на колено, — велела Алессандра.

— Что?

— Что слышал. — Она слегка ударила Эмилио хлыстом по щеке, чтобы напомнить, кто теперь хозяин положения, а затем пнула его в голень носком сапога.

Испанец медленно и неохотно выполнил приказ. Алессандра схватила его высокий, до блеска начищенный кожаный сапог и стянула с ноги. Держа хлыст в одной руке, другой она подняла сапог и поднесла его к лицу Эмилио. Холодная сталь шпоры, отточенной до остроты бритвы, вдавилась ему в щеку. Он рванулся и попытался отодвинуться, но Алессандра это предусмотрела: любое, даже самое незначительное движение только туже стягивало петлю.

— Наверное, стоит оставить на твоей физиономии хорошенькие маленькие отметинки… вроде тех, что ты оставил на боках Оттавио, — задумчиво произнесла она.

Савентос снова попробовал отвернуться.

— Нет! — придушенно прошептал он. — Нет!

— Ты жалкий трус, — сказала ему Алессандра. — Противно пачкать об тебя руки. — Она и в самом деле так думала, но если бы с Сатиром случилось что-нибудь серьезное, Эмилио бы дорого заплатил за это.