— Славно было проскакать по полям на горячем коне! — впоследствии не раз говаривал он, потирая руки. — Не понимаю только, отчего в трамвае можно ехать спиной к водителю, а на лошади нельзя ехать лицом к хвосту? Какая, в сущности, разница?..

Как-то друзья проходили мимо фермерской селибы. Выбежала заплаканная женщина в черном платке, схватила пана Дылю за рукав и потащила за собой.

— Зайдите хоть вы в хату, почтите моего покойного после похорон, я вас кутьей угощу!

Троица, понятное дело, сняла картузы, обтерла у порога ноги и последовала приглашению. А в хате только портрет пожилого, плотного мужчины в траурной рамке.

Чосек сразу смекнул, что соседи за что-то прогневались на усопшего и потому не пришли на поминки, хотя славянский обычай велит отпустить умершему все его грехи.

Чтобы разрядить гнетущую обстановку и оправдать свое усердие за столом, Чосек, вооружась ложкой, сказал:

— По всему видать, славный был покойничек, да не во время умер: люди кто в отпуске, кто в командировке, у кого ноги отнялись от ужасного известия! А то бы, конечно, приперлись и все тут без нас поели!..

Друзья гуляли по выставке и увидели старинный самолет. Когда-то прежде они видели самолеты в небе королевства и потому не удивительно, что им захотелось полетать.

— Уверяю вас, завтра закрывается выставка, и мы куда-нибудь улетим, — убеждал друзей Чосек. — Когда еще представится такой счастливый случай?

Пан Дыля поворчал, но забрался в самолет. Там все попрятались и сидели тихо, как мыши.

Просидели целые сутки, а моторы все не заводят.

Пану Дыле надоела затея. Он вышел из самолета и увидел дворника.

— Капитан, скоро ли полетим?

— Когда рак на горе свистнет, — ответил дворник. — Это же не самолет, это макет из фанеры.

Чосек вычитал в газете объявление. «Десять тысяч рублей тому, кто вылечит от алкоголизма моего сына!»

— Послушай, Дыля, не хочешь ли заработать десять тысяч?

— Нет, я еще никак не отойду после «свадьбы»: бока болят. От кочерги. Да и что это за деньги ныне — десять тысяч? Как сто рублей прежде.

— Бери портфель и пойдем за деньгами, — сказал Чосек. — Какие ни есть, а все же деньги. Без них ни хлеба, ни чаю… Уж я вылечу алкоголика. По номеру телефона вижу, это главный архитектор города, сына которого спаивают, чтобы сковырнуть с должности его отца.

— Телефон ты, возможно, знаешь, но ты не знаешь, как вылечить алкоголика. Алкоголизм — серьезный недуг. Пострашнее туберкулеза или паралича. Происходит полное перерождение личности, но никто этого вовремя не замечает. И самому больному кажется, что все в порядке. Наши языческие предки считали алкоголизм язвой презренных рабов и холопов. Лишь спившийся от угощений недругов Владимир отрекся от веры предков.

— Э, что там! Алкоголизм — это болезнь выгребной ямы, в которую превратили общество «вожди» со своими шайками! Она излечивается при помощи выгребной ямы!

И он отправился по указанному адресу. Осмотрев больного, Чосек попросил архитектора устроить на берегу загородного отстойника для нечистот две фанерные кабинки, в одной — стол с вином и закуской, в другой — душевую.

И велел столкнуть безвольного молодого человека в вонючее месиво, кишащее червями и паразитами.

Тот выбрался на берег и бросился в душевую. Его рвало от омерзения.

«Операцию» повторил несколько раз. Наконец, молодой человек взмолился:

— Оставьте меня в покое! Клянусь, больше никогда не притронусь к хмельному зелью!

— В тебе еще живо человеческое. Но этого мало, — сказал Чосек. — Чтобы стать человеком, нужно понять свою ответственность перед сущим, иначе говоря, понять, зачем дается жизнь!

И попросил посадить молодого человека в морг. Увидев вокруг себя мертвецов, человек стал колотить в цинковую дверь и кричать: «Выпустите!» Но его выпустили только тогда, когда он поклялся, что знает, как надо жить человеку, чтобы не нюхать день напролет смрад мертвечины.

— Обе эти процедуры совершенно бесполезны с точки зрения твоего выздоровления, — сказал Чосек молодому человеку. — Они жестоки и безобразны. И в какой-то мере даже опасны. Это очень горькие пилюли лечения, но они были необходимы мне, чтобы выяснить характер твоего перерождения, его главный исток. Я понял, что тебе не интересно и тревожно жить в нынешнем мире, ты его боишься и внутренне не принимаешь. Однако всякий нормальный человек обязан противостоять безобразию. Это его первый долг и как божественного существа, хотя негодяи его за таковое не признают, и как частицы своего народа. В процессе порочного воспитания и самовоспитания ты был потерян для высшего и соскользнул к низшему. Нелегко найти тропу, где ты свернул, но мы ее найдем вместе!

И он погрузил молодого человека в гипнотическое состояние и постарался внушить ему все то лучшее, чем владел.

— Ну, вот, теперь твой сын на пути к выздоровлению, — сказал Чосек архитектору. — Он пережил некоторые потрясения, но, я думаю, понял их символику, уразумел, что пьянство — ложный способ существования, унизительный отказ от постоянной борьбы за лучшее, которая должна составлять сердцевину каждой судьбы… Наши привычки, определяющие будни, настолько искажают подлинный мир, что мы живем уже как бы в ином измерении. Вот почему нужно каждый день присматриваться к своим привычкам: так ли они хороши и удобны, помогают ли видеть подлинное или маскируют его?.. Как отец ты не виноват, что твой сын оказался внутренне пустым и оттого слабодушным, растерялся среди многочисленных проблем бытия и поддался чужому влиянию. Но ты виноват как человек: не внушил сыну, когда он жаждал внушения, что только в постоянной борьбе за расширение своих связей с Природой он может осуществиться как личность и испытать минуты высшего счастья.

Архитектор поблагодарил Чосека и вручил ему гонорар. Но по дороге домой Чосека обобрали алкоголики.

— Бедный Чосек, — сказал пан Дыля. — Вот доказательство: один человек никогда не заменит общество, если речь идет о добрых делах!

— И все же я сделал доброе дело, — похвалил себя Чосек. — Так светло и радостно, что я прибавил к миру, а не убавил от него!

— Пока живы дерзающие, живо и общество, — заключил Гонзасек, который, вообще говоря, сомневался, что Чосек вылечит алкоголика. — Если в обществе слишком уменьшается число благородных людей, целый народ может погибнуть от махинаций одного-единственного негодяя. Так что пестование благородных и благородства — высший долг каждого истинного сына Отечества!

«Деньги идут на денежных», — говаривал пан Гымза. Чосек подтвердит вам непростой смысл этих слов, только добавит, пожалуй, что именно удача чаще всего и губит удачливого.

Однажды в руках Чосека оказалось триста рублей. Он тут же пустился в авантюру, пользуясь тем, что в городе не было ни Гонзасека, ни пана Дыли, запретившего участие в сомнительных предприятиях.

Чосек объявил о том, что проведет сеанс массовой психотерапии с «использованием направленных космических лучей», снял самый большой в городе зал и поручил распространить триста билетов по пять рублей каждый. После этого отправился в пивной павильон. Подозвав к себе одного из алкашей, Чосек сказал:

— Приходи завтра на мое выступление, я буду давать сеанс телекинеза. Вот билет. Получишь еще десятку, если поможешь в небольшом деле… Видишь ли, мое выступление назначено внезапно, и сюда не смогут приехать исцеленные мною люди. Будь добр, когда я спрошу о действенности моего лечения, встань и скажи, что благодаря мне научился ходить, говорить, крутить шеей и тому подобное. Об уговоре, понятно, молчок!..

Обработав по отдельности дюжину искателей легкого заработка, Чосек в назначенный день вышел на трибуну.