— Это и без того ясно. Господин Баранчик ответил бы так: «Средства живых трудящихся уходят на развитие просвещения и преодоление невежества, но это не заметно, потому что невежество прибывает быстрее, нежели просвещение!..»

Прибывший из-за границы месье Канцон остановился в гостинице пана Гымзы. То ли другие гостиницы были ему не по карману, то ли он поставил на успех среди людей, бедность которых заставляет заискивать перед каждым денежным проходимцем, никто не скажет.

В день прибытия, под вечер, Канцон спустился в зал, где за столиками коротали время бедные постояльцы гостиницы, — они не наносили визитов, не выбирались в театр, не покупали билетов в кино, — довольствовались общим телевизором, стаканом чая да необременительным разговором со случайным соседом.

Канцон потребовал водки и когда захмелел, объявил, что презирает страну, в которую приехал.

— Я знаменитый учитель танцев! — гремел он перед притихшими людьми. — Кто вы такие? Я вхож в лучшие дома Европы и Америки! Я располагаю информацией не из газет, а из первых рук! Я все знаю, потому что я знаменитый учитель танцев! Кнутом, всех вас надо учить кнутом, потому что, кто не работает, пусть не жрет. Когда вы научитесь работать, мы будем правильно считать деньги, и получится цивилизация, которой так не хватает на этом участке земной суши!..

У самого окна сидел пан Дыля с товарищами. Голодные, они с аппетитом ужинали. Перед каждым стояла тарелка постных щей и лежал кус хлеба.

— А не посмотреть ли нам телевизор? — спросил Чосек.

— Я лично пас, — ответил пан Дыля. — Ящик всегда давит на мои мозги и навязывает точку зрения, с которой нельзя согласиться. Они там все считают нас недоразвитыми, неспособными разобраться в том, что творится от имени народа. Но я не из тех, кого можно дурачить как угодно и сколько угодно!

— Пропагандистской тухлятины не меньше и в газетах, — сказал Чосек. — Мне лично это не мешает: слушая или читая чушь, я острее понимаю правду!

— Все равно засиживают мозги, — сказал Гонзасек. — Давно установлено: сто раз повторенная глупость становится привычнее правды. На это и расчет: сознание может сопротивляться, но проламывают подсознание. Пан Дыля прав: если не хочешь, чтобы язык покрылся язвами, не бери в рот дряни…

Как раз в эту минуту самоуверенный месье Канцон и начал выкрикивать о своих взглядах.

— Субчик не в меру разошелся, — усмехнулся Чосек. — Хлебнул помоев и вообразил себя суперменом.

— Не будем обращать внимания, — сказал Гонзасек. — Поскорее окончим ужин и пойдем спать. Завтра нужно встать до зари…

Между тем голос месье Канцона становился все громче и все увереннее. Он выключил телевизор, не спросив об этом пожилых, усталых от обид и обманов людей.

— Слушайте меня, — Канцон возбужденно размахивал руками. — У вас нет и не может быть достоинства, потому что у вас нет настоящих вождей! Если бы вы выбрали меня своим спасителем, я сумел бы превратить вас в европейцев! Хотя бы по виду! Все вы должны для начала записаться на мои танцевальные курсы! За подходящую плату я поставлю не только ноги, но и мозги! Моя фирма будет работать в три смены! Наше дело мы объявим международным и возьмем в спонсоры, то есть соумышленники и подельники, наиболее уважаемых людей планеты! «Через танцы — к цивилизации!» Если сегодня вы начнете хорошо танцевать мои танцы, завтра так же хорошо вы станете понимать мои указания!..

— Меня раздражает самореклама, — шепнул друзьям Чосек. И добавил уже для всего зала: — Лично я не собираюсь учиться танцам, но в любой работе готов поспорить с любым месье!

— Вот навозная копна средневековья и захолустья! — тотчас объявил учитель танцев, тыча в Чосека пальцем. — Смотрите, он не хочет учиться европейской культуре! Но я плевал на то, хочет или не хочет! Если он попадется мне в руки, он затанцует через пять минут мою авторскую «Деммазурку» или «Цукер-кадриль»!

— Не затанцую, — сказал Чосек. — Вы не по чину самонадеянны, сударь!

— Затанцуешь! Спорим!

— На тысячу рублей!

Спорщики взялись за руки, и кто-то из посетителей разбил ритуальное рукопожатие, что означало признание сделки.

— Сейчас все увидят, как надо работать с теми, у кого мозги бескозыркой! — объявил месье Канцон.

И тут вступился пан Дыля, видя, что Чосек погорячился и встрял в нехорошее дело.

— Маэстро, — обратился он к бахвалу, сохраняя на лице полную невозмутимость. — Позвольте и мне поставить условие на правах друга того, кого вы хотите научить «Цукер-кадрили», хотя, я полагаю, в нашем обществе ее исполняют давно и без всякого авторства. Если мой друг не затанцует через пять минут, как вы обещали, я попрошу вас публично извиниться за двусмысленные определения чужих качеств!

— Это мы еще будем посмотреть, — Канцон засучил рукава. — А ну, выходи на середину зала!

Это относилось к Чосеку, и он вышел, посмеиваясь, не вынимая рук из карманов.

Люди окружили спорщиков. Запахло крупной ссорой.

— Ну-с, приступим к занятиям! — тоном массовика-затейника начал месье Канцон, хлопками требуя тишины и внимания. — Кто первым в этом нищем и вшивом городе разучит сочиненный мною «Евргопак», получит приз в один доллар! Итак, сгибаемся в поясе до пола и начинаем мелкими шагами под музыку: раз, два!.. Вытащить руки из карманов, лезть в карманы — наша прерогатива!.. Раз, два!..

Чосек не двигался — с усмешкой глядел на расходившегося «маэстро».

— Где нет цивилизации, там могут не понимать, что такое доллар! Объясняю для тех, кого в детстве роняли темечком на булыжники: это сто семьдесят рубликов!.. Итак, продолжаем гопак, который от старорежимного отличается тем, что танцуют сразу все, на одном месте и, как правило, без одежды и обуви. На-ча-ли!.. Раз, два!..

Чосек не двигался, и тогда побуревший от ярости месье выхватил из-за пояса кнут.

— Руки из карманов!.. Танцуй или живьем вгоню в землю! Тут кругом мои люди, они научат любить свободу и не позволят глумиться над идеями повелителей мира!

Чосек и ухом не повел. Канцон размахнулся… Удар кнута пришелся в точности по тому месту, где стоял Чосек. Но Чосек. успел подпрыгнуть, все так же не вынимая рук из карманов. Жало кнута, щелкнув, просекло воздух.

— Ага, танцуешь? Ты еще и не так затанцуешь! Вот уберу из тебя шампур, и ты рассыплешься на мелкие части!.. Руки, руки из карманов!..

Канцон ловко владел кнутом: удары катились один за другим, но Чосек то пригибался, то отскакивал в сторону.

Публика довольно смеялась. Но это был жуткий смех.

— Если дрессировщик попадет кнутом, он рассечет несчастного пополам, — со слезами на глазах воскликнула какая-то старушка. — Неужели в зале нет мужчины, который решился бы прекратить безобразие?

— Я еще и тебя подпрыгивать научу, бесхвостая курица! — пригрозил женщине Канцон и вновь заработал кнутом, наращивая удары и постепенно загоняя Чосека в угол зала.

Теперь уже никто не смеялся. Слышались только удары кнута да тяжелое сопение учителя танцев. В том, что Чосека не минует в конце концов удар кнута, никто не сомневался.

И вдруг:

— Ваши минуты истекли!

К остановившемуся на миг, чтобы передохнуть, учителю танцев стремительно приблизился пан Дыля и молниеносным движением вырвал кнут.

— Вы не исполнили обещания! Прошу заплатить тысячу рублей и извиниться за словесный мусор, который вы здесь сыпали, не считаясь с правилами приличия!

— Да кто ты такой, паршивец? — Канцон двинул кулаком, разумеется, в пустоту: пан Дыля успел перехватить руку обидчика.

— Извинение и деньги!

— Мошенники, — неистовствовал Канцон. — Зовите полицию! Всех упрячу за решетку!..

И тогда пан Дыля употребил кнут: захватил ноги учителя танцев и дернул так, что тот рухнул на пол. Кнутом пан Дыля владел великолепно: не один год пас колхозное стадо.

Подхватившись с пола, грузный Канцон попытался убежать, но пан Дыля сделал новую подсечку.