На работе она села писать письмо. Оно получилось вначале грустным — конечно, жалко, что они не успели встретиться здесь, в Магадане. Тогда бы ей была поддержка. А то как она одна все сделает? Она просила Антона Бельяминовича не беспокоиться, не тратить на, нее время, которое ему так нужно для решения важных, вопросов. Конечно, ей сейчас нелегко, но просто — хорошо не бывает. Она все преодолеет, и они наконец будут вместе, лауреаты собственного счастья.
От этой мысли ей самой сделалось легко, и под утро она уснула — крепко, без снов и кошмаров. И пришла к Тоне в самом прекрасном настроении.
— А посылку летчик уже забрал, — сказала Тоня, — ., он вчера вечером приезжал.
— Да ты что!
— Я же говорила, что они на военных самолетах летают. Он тебе еще письмо, между прочим, привез. Сказал, что срочное.
Письмо Вера Васильевна читала дома. Сначала Антон Бельяминович описывал, как ее ждет и какие новые подарки приобрел: электрический велосипед (сейчас очень модный), часы-кольцо в бриллиантиках (значит, еще одно, первое рассыльная или уборщица ей подарила) и вязаный костюмчик для собаки. Потом опять следовали предложения выслать доверенность на получение денег в Ленинград или Владивосток. Но как Вера Васильевна за ними поедет, пока не решен вопрос о разводе? А потом, после развода, зачем ей эти деньги? На билет до Москвы она наберет, а вот уж там ей небольшая помощь не помешала бы. Но это когда будет? Развод, ведь за неделю не оформишь. О своих вещах в Магадане Антон Бельяминович опять писал как-то неясно — вроде они есть и принадлежат все ей, а где они находятся и как их взять, неизвестно, нужно ждать, когда прилетит специальный человек, который знает цифровой код от контейнеров. Значит, вещи в контейнерах? А машина где? А рояль? Его ведь в контейнер не поставишь. К тому же контейнеры всегда на улице стоят, а такой ценный инструмент держать на морозе нельзя. И как все это понимать — неизвестно.
А главное вот что. Эти строчки были даже подчеркнуты красным карандашом.
Вчера группа сионистов, — писал Антон Бельяминович, — произвела бандитский налет на здание выставки. В ход были пущены гранаты со слезоточивыми газами, пистолеты и даже автоматы. В результате похищено много ценных изделий, и выставке нанесен большой урон.
Не могли бы вы, дорогая Верочка, выслать несколько красивых колец (размер 16,5, это у них самый ходовой, желательно, чтобы все разные), кулонов и браслетов? Я думаю, что вы это сделаете быстрее, чем наши официальные организации. А потом, когда вы сюда приедете, все эти вещи я вам верну. Таким образом вы сделаете подарок самой себе. Очень прошу вас помочь мне в этом трудном вопросе большой государственной важности.
6
А кто такие сионисты? Какое им дело до нашего советского золота? И как это можно — средь бела дня грабить иностранный павильон с применением огнестрельного оружия? Или у них там уже совсем никакого порядка нет?
Гнев и возмущение переполняли душу Веры Васильевны. Да и как тут не возмущаться. Ведь это наше золото, может быть, даже колымское или чукотское. А ведь как тяжело оно достается. Вот уже несколько лет промывочный сезон растягивается здесь до декабря. Оставшиеся десятые и сотые доли процента домывают, когда морозы уже доходят до сорока градусов. Вся область следит, когда план будет. И вот какие-то бандиты-гангстеры все хапнули. Что ты будешь делать? Передушила бы их Вера Васильевна собственными руками. А Крафту от этого сколько волнений! Даже представить трудно. И ведь не о себе такой человек волнуется.
Но как же она, Вера Васильевна, может ему помочь? С ее-то ресурсами. Тут же, наверное, тысячи, даже десятки тысяч нужны. А у нее что есть? Ничего, кроме ста рублей долгу. Но эта дурища подождет. Чем же тут поможешь, если хоть все сбережения отдай, и то мало будет. Да и как их отдашь, если книжка на Виктора? А у нее только и есть, что за больничный заплатят. Но ведь и это деньги. Как говорят, одна копейка рубль бережет. А если две копейки? То два рубля? А она даже больничный Шульге не передала — тоже умной ее назвать трудно.
Сунула Вера Васильевна письмо в чемодан (история с открыткой, которую она оставила на столике в передней, научила ее осторожности), сменила полушубок на шубку, валенки на сапоги и опять двинулась на базу. Только больничный захватила. Шульга там днем обязательно появится. И если она его сейчас не увидит, то оставит сменщице, та передаст. Пятьдесят рублей (или сколько ей там причитается?) — тоже деньги. Но мало это, ох как мало. Разве на пятьдесят рублей экспонаты для выставки купишь?
Только Вера Васильевна за порог — Тонька к ней по лестнице бежит.
— Ты куда? — говорит. — Тебе же после ночи отдыхать нужно.
Скажете тоже! Какой тут отдых, если у Антона Бельяминовича беда и престижу выставки опасность грозит.
— Некогда мне, — сказала Вера Васильевна. — Ты чего хотела?
— Мне синьки немножко. А то кончилась.
— После придешь. Я сейчас спешу.
— Да куда ты несешься? Что случилось?
— Бандиты выставку ограбили. Антон Бельяминович просит золотыми изделиями помочь.
— Да ты что! И много украли?
— Сейчас подсчитывают. Но, видимо, на большую сумму.
— А ты здесь при чем?
— То есть как — при чем? А кто же еще Антону Бельяминовичу поможет?
— А деньги где возьмешь?
— За больничный получу.
— Ой, умора! Да сколько там тебе дадут?
— Все равно деньги.
— И на эти деньги ты будешь экспонаты покупать?
— Еще где-нибудь достану.
— Ладно, — сказала Тоня серьезно, — хватит дурака валять. Хочешь знать, что я обо всем этом думаю?
— После скажешь Мне сейчас некогда.
— Нет, ты послушай. Может, тогда и спешить перестанешь.
— Да некогда мне. Чего ты вцепилась?
— А ты слушай. Не отпущу, пока не скажу. Ты со стороны на себя посмотри и на всю эту историю. Ведь дурит тебя кто-то. Ей богу, дурит.
— То есть как это? Аркадию деньги кто отвозил? Кто от него письмо привозил? Не ты?
— Допустим я. Но ты посмотри на вещи трезво. Он из тебя уже сколько всего вытянул? И денег, и подарков. А теперь вот экспонаты понадобились. А ты что получила? Только бумажки. Где двадцать пять костюмов? Где машина? Где рояль немецкий? Где слоники ручной работы? Обман все это.
— Да ты что! — изумилась Вера Васильевна. — А как же письма? А вилла?
— Ну да, — сказала Тоня, — погреба с шампанским грузинского разлива. Да вранье все это. Какие подвалы на сто тридцать восьмом этаже?
— И подвалы! У них там все бывает. А ну пусти!
Вырвалась Вера Васильевна и чуть не бегом по лестнице вниз. А Тонька сверху кричит:
— Да жалею я тебя. И кто-то, наверное, пожалел, раз такую просьбу прислал. Чтобы ты все поняла и успокоилась. Отступись, пока не поздно!
Хлопнула Вера Васильевна дверью. Больше ей нечем свое возмущение выразить. Даст она ей синьку, как же! Пусть хоть чернила в таз наливает.
Шульга на базу еще, слава богу, не приходил. Отдала Вера Васильевна бюллетень Ритке, которая сидит как машина вяжет. А та вдруг оторвалась и говорит:
— Тебя тут из профсоюза спрашивали. Только что заходил.
А ему что? Может, Анна Ивановна пожаловалась? Да рано ей еще. И охрана профсоюзу не подчиняется. Чего ему надо?
— Очень просил зайти. Дело, говорит, важное.
Пошла Вера Васильевна в профком. Она человек дисциплинированный. Как же не зайти, если просят? А председатель очень любезно ее встретил, пригласил сесть и даже форточку открыл, чтобы не так дымно было.
— Дело, — говорит, — довольно необычное. Как вы, наверное, знаете, сейчас в мире идет разрядка международной напряженности. И важную роль в этом деле играют контакты руководителей СССР и США. В прошлом году президент Никсон даже в Москву приезжал.
«Во, — думает Вера Васильевна, — лекцию читает, А я-то здесь при чем?»
— Вы, конечно, понимаете, — говорит далее председатель, — какое значение для всего мира и для каждого труженика в отдельности имеет нормализация отношений между двумя крупнейшими державами, как сильно это должно сказаться во всех сферах жизни, в том числе и на благосостоянии трудящихся — путем взаимной торговли.
