— В Москве… — Дашу немного покоробило то, что Милка сразу определила в ней коллегу по профессии.

— На Тверской?

— Нет, по вызову.

— На СПИД и РВ давно проверялась?

— Неделю назад, все было в порядке.

— После этого много трахалась?

— Не очень… — поскромничала Даша.

— Раздевайся! Погляжу на формы, мне тебе прикид надо подобрать.

Даша стала раздеваться, а заодно поглядывала по сторонам, куда судьба занесла. Больше всего это походило на приемную залу богатого борделя — во всяком случае, такого, какие в импортных фильмах показывают. Стены обиты алым шелком с золотистыми узорами, на потолке лепнина, хрустальная люстра с позолотой. Двери — их было четыре, по одной на каждой стене — были задрапированы гардинами из алого бархата на резных позолоченных карнизах. В углах стояли бронзовые скульптуры, изображавшие обнаженных дам в соблазнительных или томных позах, а в простенках между дверями и углами стояли ампирного стиля диванчики, обитые все тем же алым бархатом, с позолоченными резными спинками и подлокотниками, над которыми висели картины в массивных позолоченных рамах. Опять же с голыми дамами: «Даная», «Обнаженная маха», «Спящая Венера» и еще какие-то, подобранные по одному принципу — чтоб одежды поменьше.

Когда Даша разделась, Милка критически оглядела ее с головы до ног.

— Попкой повернись! Так. Теперь боком! Руки вверх подними! Молодец. Прогнись! На цыпочки встань!

Даша все беспрекословно выполняла. Потом Милка провела ей ладонями по спине, пощупала локти, погладила по животу.

— Ничего, гладенькая, — оценила она. — Бери шмотки под мышку и топай за мной.

Они направились в дверь, которая располагалась на левой от входа стене. За дверью оказался недлинный коридор. В стенах его было по три двери и еще одна в конце. Милка отперла среднюю дверь с правой стороны и впустила Дашу в комнату.

— Вот тут будешь жить и частично работать, — Милка похлопала хлыстиком по просторной кровати, занимавшей значительную часть здешней площади. — Все, что нужно, здесь есть: вот туалетный столик, тут музычка, бар, гардеробчик, телик с видаком. Ванна, туалет…

Даша посмотрела: ванна и туалет были отделены от комнаты всего лишь тонкими и прозрачными перегородками из оргстекла.

— Можно шторку задернуть, — перехватив удивленный взгляд Даши, пояснила Милка. — Если клиент не против… Есть такие козлы, которым нравится смотреть. В общем, лезь в воду, мойся, причесывайся. Тряпки свои кинь в бак. А я пошла подыщу тебе что-нибудь на первый случай.

— А поесть тут дают? — побеспокоилась Даша. — Я последний раз ночью ела…

— Решим вопрос, не волнуйся! — хмыкнула Милка. — От голода у нас не подыхают…

Таран проснулся там же, где засыпал, то есть в мертвой деревне, на печи в заброшенной избушке, но поначалу ему показалось, будто, пока он спал, его куда-то перетащили. Потому что засыпал он в полутьме, а проснулся в непроглядном мраке.

Дело было, конечно, в том, что за заколоченными окнами избы уже стояла ночь. Не меньше 23.00 было, сколько точно — Таран не мог рассмотреть. У него на часах циферблат не светился и не подсвечивался. Спичек, как у некурящего, не имелось. В этих условиях и слезть с печки было затруднительно. Но Юрка сумел это сделать, не свалившись и ничего не уронив. Затем выбрался на чердак и кое-как дотопал до крыши пристройки, через которую залезал в дом. Как раз в это время из-за облаков выглянул месяц, и Юрка относительно удачно спустился вниз, а потом, несколько раз обстрекавшись о крапиву, выбрался из сада за забор. Здесь, при слабом лунном свете, он кое-как разобрал, который час, — оказалось 23.23.

Жутковато тут было ночью. Конечно, призраков бывших жителей этой деревеньки Таран увидеть не сподобился, по ощущение, что таковые тут изредка шастают, у него было. Потому что, несмотря на то, что абсолютно все избы были нежилые и никаких обычных человеческих звуков типа шагов, храпа, скрипа кроватей от них не исходило, обостренный слух Тарана то и дело улавливал всякие, непонятно от чего происходящие шорохи, легкие стуки и бряки. Конечно, все они имели какое-то вполне естественное земное объяснение. Где-то птица во сне заворочалась, какой-нибудь грызун решил подкрепиться, какой-нибудь кирпич в печи треснул просто от времени. Но все эти объяснения хорошо придумывать опосля. А не тогда, когда находишься в населенном пункте, где уже давно, может десять, а то и двадцать лет, никто не живет, где обстановка лить чуть-чуть приятнее, чем ночью на кладбище. И конечно, у людей, которые формировались как личности в период, когда вера в нечистую силу перестала быть признаком малограмотности, а наоборот, стала служить признаком интеллигентности, настроение в подобном месте устанавливается весьма тревожное. Появляются сомнения в том, что домовые, черти, ведьмы являются исключительно забавными персонажами фольклора.

Поэтому, оказавшись за забором, Таран поскорее двинулся в лес. Не прямо в чащу, а по бывшей проезжей дороге, превратившейся в заросшую кустами и уже довольно высокими деревцами просеку. Она выглядела еще более неезженой, чем та, по которой они с Дашей добрались до гравийной дорожки, ведущей на ферму. К тому же у Юрки не было фонаря — тот, который они нашли в «уазике», утащила Даша. Может быть, она и привезла его с собой обратно, но Таран, естественно, не имел времени его искать; когда убегал. Он и не думал тогда ни о чем подобном.

Месяц то посвечивал, то пропадал. А просека все больше и больше сужалась, постепенно превращаясь в узкую тропку. У Юрки уже не было никаких сомнений, что через какое-то время она попросту исчезнет. Как и куда он направится, когда эго произойдет, Таран еще не думал. Единственное, что он знал четко, — спать ему не хочется, и он может топать всю ночь до самого рассвета. Правда, жрать хотелось очень и очень. После того ужина, которым их с Дашей накормил покойный Крылов, прошли уже почти сутки, и за это время Юрка съел только несколько ягодок малины. Пить тоже хотелось, но сейчас, по ночной прохладе, жажда так сильно не ощущалась.

Автомат, который Юрка повесил на шею, придавал ему уверенности. Он, конечно, знал, что рано или поздно эту увесистую штуковину придется бросить, но твердо решил сделать это только тогда, когда доберется до людного места. Хотя вообще-то он подозревал, что именно там, в людном месте, больше всего шансов повстречать тех, против кого автомат может понадобиться.

Просека, как и предполагал Таран, в конце концов исчезла. Точнее, возможно, какой-то участок ее зарос, а дальше еще было продолжение, но Юрка этого продолжения не нашел. И пришлось ему идти черт знает куда. Прямо между стволами деревьев, рискуя наткнуться глазом на острые сучки. Запросто можно было закружить по одному месту, заблудиться в трех соснах и так далее.

Правда, скоро появился ориентир. Начался какой-то пологий спуск в низину, и Юрка предположил, будто дошел до того самого оврага с речкой, куда они заехали с Дашей на «уазике». По прикидке выходило, что Таран должен был выйти к нему намного ниже по течению, чем располагался мостик, а раз так, то, дойдя до речки, надо было идти вверх, добраться до гравийной дорожки и топать по ней к шоссе. Поэтому Юрка уверенно пошел вниз.

Однако он ошибся. Минут через пять Таран спустился в просторный, очищенный от леса, неглубокий лог. Трава там была выкошена и наметана в два высоких стога, которые по форме напоминали молдаванские шапки. Никакой речки тут и в проекте не числилось.

Впрочем, Юрка все равно порадовался. Если мужики накосили сена, то, наверное, не для того, чтоб оно тут впустую лежало. То есть сюда, в этот лог, откуда-то ведет дорога, по которой это сено вывозят.

Соответственно Таран потопал к стогам, чтобы разобраться, где же эта самая дорога проходит. Он уже почти дошел до того, который был поближе, когда вдруг услышал приближающийся откуда-то слева шум мотора.

Юрка поначалу ему даже обрадовался. Проедет машина, и станет ясно, где эта дорога находится. Может быть, удастся спросить у шофера, куда идти, чтоб добраться до шоссе, а то и доехать на халяву, если шофер добрый попадется. Правда, при этом надо срочно куда-то автомат припрятать. Конечно, кейс тоже не та вещь, с какой в лес за грибами ходят, но все-таки меньше подозрений вызовет. И Юрка бегом побежал к ближнему стогу, надеясь засунуть автомат в сено.