— Лейтенантик, трогаемся! — завёт проводница.

Прыгаю на лестницу, она мило улыбается:- Чаёк принести?

— Можно. В Севастополь скоро приедем?

— В Крым въезжаем, полдвенадцатого будем.

В купе, кроме долговязого подростка, уже все проснулись. Мужчина собирается бриться, женщина скатывает постель. Кладу на столик ещё горячие пирожки:- К чаю.

— Как спалось, лейтенант? — мужчина с одобрением глянул на мои гостинцы.

— Спал как убитый, — покосился на хмыкнувшую соседку.

— Я тоже. Люблю спать в поездах. Отвлекаешься от всего, перестук колёс. В принципе, у меня вся жизнь на колёсах, — вздыхая, добавляет он. — Эй, Вадик, вставай, — трясёт своего сына.

— Папа, дай поспать! — брыкается подросток.

— Дядя Кирилл такие пирожки принёс!

— Оставите, — Вадик отворачивается к стене, накрывается с головой одеялом.

— Вот так всегда, нет в нём военной закалки.

— Рано ещё, закалку эту приобретать. Не буди ребёнка, вступается за его мать.

— Четырнадцать лет парню, чрез три года в училище пойдёт.

— Типун тебе на язык, поступит в институт, пускай гражданским человеком остаётся. Намыкалась с тобой, по дальним гарнизонам шастать. А толку? Лишь на пенсии вздохнула. Не хочу, чтоб у сына такая участь была.

— Что вы опять спорите, — наконец просыпается Вадик, — вот возьму и в ПТУ пойду.

— Шалопай! — беззлобно даёт подзатыльник отец.

Парень спускается, заспанный, глаза щёлочки:- Доброе утро, — приветливо здоровается со мной. — О, пирожки!

— Иди, умывайся! — хором говорят отец с матерью.

За окном знакомые пейзажи. Крымскую природу не спутаешь ни с чем. Нет кричаще ярких красок, как это есть под Москвой, где по осени она вспыхивает словно бриллиант, излучая тысячи цветов. Здесь всё приглушенно, но от этого мне милее. Словно благородный топаз неназойливо подсвечивает листву багровым и медным отблесками, и всё это на фоне красноватых скал, а вверху, как бирюза — высокое небо.

Сейчас, правда, глубокая осень, но не все деревья сбросили листву. Лес стал прозрачнее, явственно виднеются корявые можжевельники, как свечки — кипарисы, где-то шумят сосновые леса.

А вот и знаменитые крымские туннели. Постоянно пытаюсь, сосчитать их количество и никак не могу, всё время отвлекаюсь.

Наконец выкатываем из последнего, поезд несётся мимо пещерного монастыря. Он заброшен, виднеются чёрные провалы, высеченные лестницы, пустые площадки на скалах. А вверху стоят мощные круглые башни. Когда-то здесь было древнее поселение.

На противоположной стороне плато — каменоломни, выработка в виде цирка. Камнережущими механизмами оголили подземный водоток, и теперь он заливает искусственный каньон водой. Скоро здесь будет глубокое озеро, а по бокам уже растёт камыш, и прилетают на зиму птицы.

В принципе, это уже Севастополь, виднеется бухта, сплошь заставленная военными кораблями, мелькают заводские стены завода Орджоникидзе. Он огромный, как город — многоэтажные здания цехов, морские доки — одни из самых больших в мире. У причальных стенок пришвартованы корабли, вспыхивают огни электросварок, тяжело двигаются морские краны, снуёт рабочий люд.

Поезд резко замедляет ход и незаметно вползает на вокзал. Вот я и дома! На сердце сладость, настроение чудесное. Прощаюсь с соседями по купе, улыбаюсь милой проводнице и выпрыгиваю на перрон.

Здорово! Тепло, небо ясное, иду в расстегнутой шинели, сумка с гостинцами матери, через плечо. Всё знакомо и не знакомо одновременно, так бывает после длительного отсутствия.

В отличие от Москвы, где люди привыкли к различной форме, в Севастополе на меня все обращают внимание, парадная форма авиации очень красивая. Симпатичные девушки строят глазки, шушукаются, хихикают, я улыбаюсь в ответ. Для меня сейчас весь мир хорош. Суровый морской патруль, капитан-лейтенант и три курсанта, тормозит около меня. Я, можно сказать, не по форме, шинель расстегнута, тёплая шапка в руке, но видят орден, улыбаются, отдают честь, неторопливо уходят.

Шикую. Ловлю такси. Мчусь сквозь город. Словоохотливый таксист всё пытает меня, где служил, на чём летал. Так хочется сказать: «коровам хвосты крутил», но лишь улыбаюсь.

Стрелка, так называется мой район — Стрелецкая бухта, здесь я живу. Водитель лихо тормозит у подъезда, даю ему деньги и сверху три рубля. Он вообще деньги не берёт, тогда дарю ему три жирных вяленых леща. Благодарит, от этого не отказывается, с пивом нет ничего лучше.

Стремительно взлетаю на свой этаж, звоню, сердце радостно стучит.

— Кто? — слышу родной голос.

— Мама, это я!

Она долго не может прийти в себя. Плачет, не может насмотреться на меня, ведёт в комнату. Скидываю шинель, она видит орден, в глазах появляются слёзы. Пытаюсь успокоить, говорю, что вручили его за хорошую службу. Наверное, поверила. Успокаивается, всё расспрашивает меня, тем временем я достаю гостинцы: овсяное печение, конфеты и импортные сапоги. Угадал с размером! Она светится от счастья и как сразу помолодела.

Сидим на кухне, пьём чай, она нахваливает печенье, надо же, какой дефицит. Мне хорошо в обществе матери, но на месте уже не сидится, хочу встретиться с друзьями, да и в военкомат надо зайти, отметиться.

Как всегда включен чёрно белый телевизор и как всегда произносит речь Леонид Ильич Брежнев. Сейчас я не фыркаю, глядя на него, вижу, как он сильно сдал. Совсем постарел, едва говорит, с трудом держится за трибуну, а за ним зорко наблюдают, чтоб не дай бог не упал. На износ работает человек, ему б на заслуженный покой. А может, не отпускают на пенсию?

Далее идёт сводка новостей: хлопкоробы Туркменистана собрали рекордное количество хлопка; всё так же поднимают целину — называют героев нашей эпохи; затем, идут события в мире, в социалистическом лагере всё хорошо, все друг друга любят. Диктор бодро рассказывает об успехах в ГДР, братской Польше, Венгрии, Чехословакии… но вот, как бы между прочим, диктор сообщает:- У берегов США пронёсся разрушительный смерч, военно-морская база во Флориде значительно пострадала. Правительство Советского Союза приносит соболезнования родным и близким погибших. Затем реклама секунд на пять и Танцы Народов Мира.

В уме считаю деньги, отпускные, зарплату. Точно, на цветной телевизор хватит! Сегодня или завтра куплю, сделаю матери приятное.

Весть о том, что я приехал, распространилась молниеносно, стоило мне об этом сообщить своей однокласснице Эллочке, звонки за звонками, в итоге решили встретиться в ресторане «Дельфин», это рядом с древним Херсонесом.

Долго думаю, идти по гражданке или в форме. Решаю в форме, надо разбавить ею морских офицеров. У нас пару человек окончили Нахимовское училище.

— Ну, ты и дракон! — обступают меня одноклассники. — Колись, за что орден?

— В воздушном бою Юнкерс сбил, — шучу я. Не рассказывать же им как меня, словно в тире, поливали очередью с калаша.

— В Афгане был? — не унимаются они.

— Да под Москвой, самолётам хвосты заносил, — говорю почти правду.

— Вот ты скрытный, Кирилл, — возмущаются Элла и Таня.

— А он всегда такой был, — вторят им ребята.

— Хватит меня рассматривать как музейный экспонат. У вас как дела? — обращаюсь к Константину и Александру — они морские офицеры.

— Да как у нас? Служба идёт, с каждым годом становимся всё дороже и дороже, — шутят они.

Весёлой гурьбой заваливаем в ресторан, сдвигаем два стола, засуетились официанты. И, понеслось! Разговоры, музыка, танцы.

Эллочка прижимается ко мне, корчит рожицы, всё допытывается, надолго я или нет.

— А где Эдик? Чего не пришёл? — спрашиваю одноклассницу.

Эдик единственный, кто не является нашим одноклассником, он старше нас на два года. Но я как-то подружился с ним, наверное, потому, что мы, соседи по дому.

Потихоньку он затесался в нашу компанию и все его воспринимают как своего.

— Закрутила его нелёгкая! — смеётся Элла. — Встречается с какой-то мелюзгой, школу недавно закончила, несуразная такая и представляешь, рыжая и конопатая! У Эдика всегда были экстравагантные вкусы. А вот и они, легки на помине!