– С вами все в порядке? – спросил Нахтмин.
– Да, думаю, что так.
– Тогда шагайте веселее.
Можно подумать, у меня был выбор. Впереди показалась грозная махина храма, и я уже могла разглядеть вырубленное из песчаника и почти законченное святилище Сенусерта I, равно как и возвышавшуюся усыпальницу Аменхотепа Старшего. Внутренний двор храма заливало солнце, но, когда мы вошли под своды огромного сооружения и радостные крики остались позади, вокруг неожиданно воцарились тишина и прохлада. Меж колонн вперевалку бродили гуси, а вслед за ними появились и бритоголовые юноши в свободных накидках, держа в руках свечи и благовония. Я вслушивалась в едва доносившийся снаружи шум толпы, по-прежнему выкрикивающей имя Нефертити. Если бы не эти крики, то единственным звуком, нарушавшим тишину, стало бы журчание воды и стук сандалий по каменным плитам пола.
– И что будет дальше? – прошептала я.
Нахтмин шагнул назад, и я заметила, что глаза у него меняют цвет, словно речной песок.
– Вашу сестру отведут к священному озеру, где верховный жрец Амона объявит ее соправительницей. После чего ей и принцу вручат посох и цеп* Египта, и они будут править вместе.
Появился мой отец.
– Мутноджмет, ступай и встань рядом с сестрой, – повелел он.
Я подошла к Нефертити. В полумраке храма кожа ее отливала янтарем, а свет ламп мерцал на золотых украшениях у нее на шее. Она взглянула на меня, и мы обе поняли, что наступил самый главный момент в нашей жизни: после этой церемонии она станет царицей Нижнего Египта, а наша семья вместе с нею обретет бессмертие. Наши имена будут вписаны в свитки и начертаны на общественных зданиях от Луксора до Куша. Память о нас будет увековечена в камне, и нам будет обеспечено место в вечности рядом с богами.
Аменхотеп Младший поднялся на возвышение, держа Нефертити за руку. Он был выше ростом всех тех фараонов, что правили Египтом до него, а на руках его красовалось больше золота, чем хранилось в сокровищнице моих родителей в Ахмиме. Жрецы Амона протиснулись сквозь толпу и заняли свои места на возвышении рядом со мной, и их бритые головы сверкали на солнце отполированной медью. Я узнала верховного жреца по его леопардовой накидке, и, когда он остановился перед новым царем, моя сестра посмотрела на мужа многозначительным взглядом.
– Узрите все! Амон призвал нас вместе возвысить Аменхотепа Младшего над этой землей, – провозгласил верховный жрец. – Амон назначил Аменхотепа главой Нижнего Египта, дабы он правил его людьми до конца дней своих.
Со своего места я видела военачальника Нахтмина. Он не сводил глаз с моей сестры, и по какой-то мне самой непонятной причине я испытала разочарование.
– Они пришли из Верхнего в Нижний Египет. Фараон Египта провозгласил, что его сын должен стать фараоном вместе с ним. Люди объединились, дабы восславить нового фараона и его защитника Амона. От западных границ до восточных – повсюду царит радость и веселье. Подойдите!
Верховный жрец поднял золотой кубок, наполненный маслом.
– Амон проливает на тебя свое благословение, фараон Египта.
И он пролил масло на голову Аменхотепа Младшего.
– Амон проливает свое благословение на тебя, царица Египта.
Масло смочило новый парик Нефертити и пролилось на ее лучшее льняное платье. Но на лице моей сестры не дрогнул ни один мускул. Она стала царицей. Теперь у нее будет много новых платьев.
– Амон берет тебя за руку и ведет к священным водам, кои омоют и очистят тебя.
Верховный жрец подвел их к священному озеру, где заставил лечь на спину, и вода смыла масло с их тел. Сановники, коим было дозволено вступить под своды храма, замерли в неподвижности. Даже дети понимали, что в их жизни наступил момент, который может больше никогда не повториться.
– Царь Аменхотеп и царица Нефертити! – провозгласил верховный жрец. – Да дарует вам Амон долгую жизнь и процветание!
***
Солнце все еще стояло высоко в небе, когда мы вновь собрались на барках, дабы вернуться в Малкату из храма Амона. Во время обратного пути из Карнака Аменхотеп с неприкрытым восхищением рассматривал мою сестру: то, как она разговаривала, как улыбалась, как откидывала голову и смеялась.
– Мутни, подойди сюда, – весело окликнула меня сестра. – Аменхотеп, это – моя сестра, Мутноджмет.
– А у тебя и впрямь кошачьи глаза, – заметил он. – Твоя сестра говорила мне об этом, но я не поверил ей.
Я поклонилась. Интересно, что еще наговорила ему обо мне Нефертити?
– Счастлива знакомству с вами, ваше величество.
– Мой муж говорит о храмах, которые построит, – сказала Нефертити.
– Когда-нибудь, когда я стану фараоном всего Египта, то возвышу Атона над всеми богами. Я построю в его честь такие храмы, которые затмят собой все, возведенное в честь Амона, и избавит Египет от жрецов, которые крадут у него золото, дабы прославить самих себя.
Я исподтишка покосилась на Нефертити, но та позволила ему продолжить.
– Сегодня фараон Египта не может принять без жрецов Амона ни одного решения. Фараон не может отправиться на войну, возвести храм или построить дворец без согласия на то верховного жреца.
– Ты имеешь в виду – без денег верховного жреца, – поправила мужа Нефертити.
– Да. Но вскоре все изменится. – Выпрямившись во весь рост, он посмотрел вдаль. – Моя мать полагает, что со временем мое преклонение перед Атоном пройдет. Но она ошибается; наступит такое время, когда даже мой отец поймет, что именно Атон – тот самый бог, который приведет Египет к славе.
Я подошла ближе к тете, критическим взором наблюдавшей за своей новой невесткой, и остановилась рядом с ней. Величавая женщина, она поманила меня к себе пальцем и улыбнулась мне.
– Ты – храбрая девочка, раз осмелилась заговорить с военачальником Нахтмином в присутствии моего сына, – сказала она, после чего похлопала по сиденью соседнего стула, и я послушно присела.
– Разве они – враги? – поинтересовалась я.
– Мой сын недолюбливает армию, а Нахтмин живет и дышит ею еще с тех пор, когда был мальчишкой.
Мне хотелось подробнее расспросить тетю о военачальнике Нахтмине, но ее интересовало нечто совсем другое, то, что имело касательство к Нефертити.
– А скажи-ка мне, Мутноджмет, – с деланой небрежностью осведомилась она, – что это мой сын столь бурно обсуждает с твоей сестрой?
Я поняла, что должна очень осторожно подобрать слова. – Они говорят о будущем, ваше величество, и обо всех тех планах, кои желает осуществить Аменхотеп.
– Интересно, а эти планы не включают, случайно, возведение храмов в честь Атона?
Я опустила голову, и Тия проронила:
– Так я и думала.
Она развернулась к ближайшему слуге:
– Разыщи визиря Эйе и приведи его ко мне.
Я осталась сидеть, и когда появился мой отец, ему принесли другой стул с кожаными подлокотниками. Мы втроем наблюдали за Нефертити: она сидела на носу барки и о чем-то оживленно беседовала со своим супругом. Глядя на них, было невозможно представить себе, что еще сегодня утром они едва были знакомы друг с другом.
– Он говорит об Атоне, – с жаром воскликнула тетя. – Возвращаясь из храма Амона, он все еще несет всякий вздор о том, что его дед однажды приказал вырезать в изголовье кровати и на щите!
Я еще никогда не видела, чтобы тетя пребывала в такой ярости.
– Он погубит страну, Эйе. А ведь мой муж не будет жить вечно! Твоя дочь должна подчинить его себе, прежде чем он станет фараоном и Верхнего Египта.
Отец перевел взгляд на меня:
– О чем говорила Нефертити?
– Она слушает его, – ответила я.
– И все?
Прикусив язык, я кивнула, чтобы мне не пришлось лгать.
– Дай ей время, – Эйе обернулся к сестре. – В конце концов, не прошло еще и дня.
– За один день Птах* создал мир, – отозвалась царица, и мы все поняли, что она имеет в виду. За один день ее сын может погубить мир.
***