К концу второго дня я начала узнавать в лицо матросов на борту нашего корабля. Они кивали мне, когда я проходила мимо, но выглядели усталыми и измученными, поскольку все свое время проводили на палящем солнце, поддерживая собственные силы лишь водой и похлебкой. Впрочем, для Ипу у них всегда находилось время. Когда она шла по палубе, покачивая бедрами и тяжелыми золотыми серьгами, мужчины разговаривали с ней так, как брат может разговаривать с сестрой, а когда рядом никого не было, даже пересмеивались между собой втихомолку. А вот со мной они ограничивались тем, что вежливо роняли: «Госпожа».

К концу третьего дня пути мне стало скучно. Я пыталась читать, узнавая любопытные вещи о деревьях, что росли в царстве Митанни далеко к северу от нас, где Хабур впадает в Евфрат. К тому времени как мы провели семь дней на реке, не сходя на берег, я прочла все семь трактатов, которые Ипу сумела раздобыть на базарах Фив. Затем, на восьмой день, безостановочное странствие прискучило даже Аменхотепу, и мы сошли на берег, чтобы размять ноги и разжечь костры.

Слуги насобирали дров, чтобы зажарить диких гусей, которых поймали на реке, и мы поужинали из лучшей фаянсовой посуды Старшего. Такое пиршество стало приятным разнообразием после черствого хлеба и инжира, которыми мы питались до сих пор, и Ипу присоединилась ко мне у костра с кубком лучшего вина фараона. Вокруг нас, у доброго десятка других костров, пьянствовали солдаты, а придворные играли в сенет. Ипу вдруг улыбнулась, глядя в свой кубок.

– Лучшего вина я еще никогда не пробовала, – призналась она.

Я вопросительно приподняла брови:

– Даже на виноградниках своего отца?

Кивнув, она наклонилась ко мне:

– Думаю, что они открыли самые старые бочки.

У меня перехватило дыхание:

– Просто так? И фараон не возражал?

Она украдкой взглянула на Аменхотепа, и я проследила за ее взглядом. Пока придворные пересмеивались, а Нефертити о чем-то негромко разговаривала с нашим отцом, Аменхотеп смотрел на огонь. Губы его были плотно сжаты, и в трепетном свете костра лицо его выглядело осунувшимся.

– Он думает только о том, как бы быстрее добраться туда, – ответила Ипу. – Чем скорее он окажется в Мемфисе, тем раньше завладеет посохом и цепом Египта.

К нам направился Панахеси под руку с Кией, беременность которой уже была очевидна. Когда они подошли к нашему костру, Нефертити обернулась и больно ущипнула меня за руку.

– Что она здесь делает? – нетерпеливо спросила она.

Я потерла руку.

– Она плывет с нами в Мемфис, ты не забыла?

Но Нефертити пропустила мой сарказм мимо ушей.

– Она беременна. Ей следует вернуться обратно на корабль. «И оказаться подальше от Аменхотепа», – явно хотела добавить она.

Одна из сопровождавших Кию женщин положила на песок пуховую подушку, и Кия опустилась на нее напротив Аменхотепа, накрыв ладонью свой выступающий, выкрашенный хной живот. Она выглядела такой мягкой, свежей и естественной в своей беременности, тогда как Нефертити, наоборот, сверкала блеском золота и малахита.

– Мы уже на полпути к Мемфису, – провозгласил Панахеси. – Вскоре мы прибудем на место и фараон воцарится в своем дворце.

Маленькая группа вокруг костра согласно закивала, негромко переговариваясь между собой, а мой отец внимательно наблюдал за визирем.

– Планы строительства разрабатываются успешно, ваше величество? – спросил Панахеси.

Аменхотеп выпрямился, стряхивая с себя задумчивость:

– С планами все прекрасно. Моя царица – прирожденный архитектор. Мы уже набросали схему храма с внутренним двориком и тремя алтарями.

Панахеси довольно улыбнулся:

– Если его величеству понадобится помощь…

Он развел руки в стороны, ладонями кверху, и Аменхотеп благосклонно кивнул ему.

– Я уже составил планы и в отношении тебя, – сказал он. Придворные у ближайших костров прервали игру в сенет.

– Когда мы достигнем Мемфиса, – провозгласил Аменхотеп, – ты должен будешь проследить за тем, чтобы военачальнику Хоремхебу ничто не помешало собрать пошлину со жрецов Амона.

Пламя в костре потрескивало и шипело, и Панахеси сумел скрыть потрясение. Он метнул быстрый взгляд на Нефертити, стараясь понять, знала ли она об этом, и прикинуть, насколько фараон доверяет ей сейчас. А потом все сановники заговорили разом.

– Но, ваше величество, – возразил кто-то, – благоразумно ли это?

Панахеси откашлялся:

– Разумеется, благоразумно. Храмы Амона еще никогда не облагались налогом. Они втихаря прибирают к рукам богатства Египта, а потом распоряжаются ими как своими собственными.

– Вот именно! – вскричал Аменхотеп. Он ударил кулаком по ладони, и многие воины обернулись, чтобы послушать, что говорит фараон. Я оглянулась на отца, лицо которого превратилось в непроницаемую маску опытного царедворца. Но я знала, о чем он думает. «Этому царю всего семнадцать лет от роду. Что с ним станется спустя десять лет, когда власть ляжет ему на плечи, как умело сшитая накидка? И что еще он выкинет к тому времени?»

Панахеси подался вперед и обратился к царю:

– Моя дочь скучала без вас на протяжении всех этих восьми дней, что мы шли под парусами.

Аменхотеп метнул быстрый взгляд на Нефертити.

– Я не забыл свою первую жену, – сказал он. – Я вновь приду к ней… когда мы окажемся в Мемфисе.

Поверх языков пламени он посмотрел на Кию, которая сделала вид, будто не слышит, о чем он только что разговаривал с ее отцом. Она ласково улыбнулась ему. «Вот маленькая паршивка, – подумала я. – Как будто она не знает, чего добивается ее отец».

– Пойдем прогуляемся по берегу? – немедленно предложила Нефертити, хватая меня за руку и рывком поднимая на ноги.

Я благоразумно хранила молчание, пока мы не отошли от костра на безопасное расстояние, справедливо полагая, что сестра будет вне себя от ярости. Но, шагая по мокрому песку Нила в сопровождении двух стражников, тащившихся позади, она, как выяснилось, пребывала в прекрасном расположении духа. Запрокинув голову, она всмотрелась в россыпь звезд на небе и полной грудью вдохнула свежий воздух.

– Господство Кии в сердце Аменхотепа закончилось. Он больше не придет к ней до тех пор, пока мы не прибудем в Мемфис.

– До этого осталось совсем недолго, – ответила я.

– Но это я рисую храм вместе с ним. Это я буду править вместе с ним. Я, а не она. А еще у меня скоро будет ребенок.

Я искоса взглянула на нее:

– Ты беременна?

Лицо у нее вытянулось.

– Нет, еще нет.

– Ты принимаешь мед?

– Кое-что получше. – Она рассмеялась, словно пьяная. – Мои служанки раздобыли для меня корень мандрагоры.

– И сделали из него настойку?

Это был трудный процесс. Я сама видела его всего один раз, когда настойку готовил Ранофер.

– Да. Я приняла ее прошлой ночью. Так что теперь зачатие может случиться в любой момент.

В любой момент. Моя сестра, беременная наследником египетского трона. Я уставилась на нее в серебристом свете луны и нахмурилась:

– Тебя не пугают планы мужа?

– Нет конечно. Почему я должна их бояться?

– Потому что жрецы могут восстать против тебя! Они очень могущественны, Нефертити. А что, если они устроят покушение на твою жизнь?

– Не имея под рукой армии, на что они способны? А войско на нашей стороне. У нас есть Хоремхеб.

– Но что, если народ не простит тебя? Ведь это, по сути, его золото. Как и серебро тоже.

– А мы освободим народ от безжалостной хватки жрецов Амона. Мы отдадим людям то, что отняли у них жрецы.

– Каким же это образом? – спросила я, и мой собственный голос даже мне самой показался полным неприкрытого цинизма.

Нефертити воззрилась на реку:

– С помощью Атона.

– Бога, которого понимаете только вы.

– Бога, которого скоро узнает весь Египет.

– Потому что этим богом на самом деле является Аменхотеп?