XLVI Отстал… О хитрость сельская! Меж тем Параша с ним идет не слишком скоро… Ее душа спокойна — не совсем: А он не начинает разговора И рядом с пей идет, смущен и нем. Боится он внезапных объяснений, Чувствительных порывов… Иногда Он допускал возможность исключений, Но в пошлость верил твердо и всегда. И, признаюсь, он ошибался редко И обо всем судил довольно метко… Но мир другой ему был незнаком. И он — злодей! — не сожалел о нем. XLVII «Помилуйте, давно ль ваш Виктор был И тронут и встревожен и так дале?» Приятель мой — я вам сказать забыл — Клялся в любви единственно на бале — И только тем, которых не любил. Когда же сам любовной лихорадки Начальный жар в себе он признавал, Его терзали, мучили догадки — Свою любовь, как клад, он зарывал, И с чувствами своими, как художник, Любил один возиться мой безбожник… И вдруг — с уездной барышней — в саду… Едва ль ему отрадней, чем в аду. XLVIII Но постепенно тает он… Хотя Почтенные родители некстати Отстали, но она — она дитя; На этом тихом личике печати Лукавства нет; и вот — как бы шутя Ее он руку взял… и понемногу Предался вновь приятной тишине… И думает с отрадой: «Слава богу, До осени в деревне будет мне Не скучно жить — а там… но я взволнован. Я, кажется, влюблен и очарован!» Опять влюблен? Но почему ж? — Сейчас, Друзья мои, я успокою вас. XLIX Во-первых: ночь прекрасная была, Ночь летняя, спокойная, немая; Не све́тила луна, хоть и взошла; Река, во тьме таинственно сверкая, Текла вдали… Дорожка к ней вела; А листья в вышине толпой незримой Лепечут; вот — они сошли в овраг, И, словно их движением гонимый, Пред ними расступался мягкий мрак… Противиться не мог он обаянью — Он волю дал беспечному мечтанью И улыбался мирно и вздыхал… А свежий ветр в глаза их лобызал. L А во-вторых: Параша не молчит И не вздыхает с приторной ужимкой; Но говорит, и просто говорит. Она так мило движется — как дымкой, Прозрачной тенью трепетно облит Ее высокий стан… он отдыхает; Уж он и рад, что с ней они вдвоем. Заговорил… а сердце в ней пылает Неведомым, томительным огнем. Их запахом встречает куст незримый, И, словно тоже страстию томимый, Вдали, вдали — на рубеже степей Гремит, поет и плачет соловей. LI И, может быть, он начал понимать Всю прелесть первых трепетных движений Ее души… и стал в нем утихать Крикливый рой смешных предубеждений. Но ей одной доступна благодать Любви простой, и детской и стыдливой… Нет! о любви не думает она — Но, как листок блестящий и счастливый, Ее несет широкая волна… Всё — в этот миг — кругом ей улыбалось, Над ней одной всё небо наклонялось. И, колыхаясь медленно, трава Ей вслед шептала милые слова… LII Они всё шли да шли… Приятель мой Парашей любовался молчаливо; Она вся расцветала, как весной Земля цветет и страстно и лениво Под теплою, обильною росой. Облитое холодной, влажной мглою, Ее лицо горит… и понял он, Что будет он владеть ее душою, Что он любим, что сам он увлечен. Она молчит — подобное молчанье Имеет всем известное названье… И он склонился — и ее рука Под поцелуем вспыхнула слегка. LIII Читайте дальше, дальше, господа! Не бойтесь: я писатель благонравный. Шалил мой друг в бывалые года, Но был всегда он малый «честный, славный» И не вкушал — незрелого плода. Притом он сам был тронут: да признаться, Он постарел — устал; не в первый раз Себе давал он слово не влюбляться Без цели… иногда в свободный час Мечтал он о законном, мирном браке… Но между тем он чувствует: во мраке Параша вся дрожит… и мой герой Сказал ей: «Не вернуться ль нам домой?» LIV Они пошли домой; но — признаюсь — Они пошли дорогой самой длинной… И говорили много: я стыжусь Пересказать их разговор невинный И вовсе не чувствительный — клянусь. Она болтала с ним, как с старым другом, Но голос бедной девушки слегка Звенел едва исчезнувшим испугом, Слегка дрожала жаркая рука… Всё кончено: она ему вверялась, Сближению стыдливо предавалась… Так в речку ножку робкую дитя Заносит, сук надежный ухватя. LV И, наконец, они пришли домой. За ужином весьма красноречиво И с чувством говорил приятель мой. Старик глядит на гостя, как на диво; Параша тихо подперлась рукой И слушает. Но полночь бьет; готова Его коляска; он встает; отец Его целует нежно, как родного; Хозяйка чуть не плачет… наконец Уехал он; но в самый миг прощанья Он ей шепнул с улыбкой: «До свиданья», И, уходя совсем, из-за дверей Он долгим взглядом поменялся с ней. |