LVI Он едет; тихо всё… глухая ночь; Перед коляской скачет провожатый. И шепчет он: «Я рад соседям… дочь У них одна; он человек богатый… Притом она мила…» Он гонит прочь Другие, неуместные мечтанья, Отзвучия давно минувших дней… Не чувствуя ни страха, ни желанья, Она ходила в комнатке своей; Ее душа немела; ей казалось, Что в этот миг как будто изменялось Всё прежнее, вся жизнь ее, — и сон Ее застиг; во сне явился — он. LVII Он… грустно мне; туманятся слезой Мои глаза… гляжу я: у окошка Она сидит на креслах; головой Склонилась на подушку; с плеч немножко Спустилася косынка… золотой И легкий локон вьется боязливо По бледному лицу… а на губах Улыбка расцветает молчаливо. Луна глядит в окно… невольный страх Меня томит; мне слышится: над спящей, Как колокольчик звонкий и дрожащий, Раздался смех… и кто-то говорит… И голосок насмешливо звенит: «В теплый вечер в ульях чистых *Зреют светлые соты́; В теплый вечер лип душистых Раскрываются цветы; И когда по ним слезами Потечет прозрачный мед — Вьется жадно над цветами Пчел ликующий народ… Наклоняя сладострастно Свой усталый стебелек, Гостя милого напрасно Ни один не ждет цветок. Так и ты цвела стыдливо, И в тебе, дитя мое, Созревало прихотливо Сердце страстное твое… И теперь в красе расцвета, Обаяния полна, Ты стоишь под солнцем лета Одинока и пышна. Так склонись же, стебель стройный, Так раскройся ж, мой цветок; Прилетел жених… достойный — В твой забытый уголок!» LVIII Но, впрочем, это кончиться ничем Могло… он мог уехать — и соседку, Прогулку и любовь забыть совсем, Как забываешь брошенную ветку. Да и она, едва ль… но между тем Как по̀ саду они вдвоем скитались — Что̀, если б он, кого все знаем мы, Кого мы в детстве, помнится, боялись, Пока у нас не развились умы, — Что́, если б бес печальный и могучий Над садом тем, на лоне мрачной тучи Пронесся и над любящей четой Поник бы вдруг угрюмой головой, — LIX Что б он сказал? Он видывал не раз, Как Дон Жуан какой-нибудь лукаво Невинный женский ум, в удобный час, Опутывал и увлекал… и, право, Не тешился он зрелищем проказ, Известных со времен столпотворенья… Лишь иногда с досадой знатока Он осуждал его распоряженья, Давал советы изредка, слегка; Но всё ж над ней одной он мог смеяться. А в этот раз он стал бы забавляться Вполне и над обоими. Друзья, Вы, кажется, не поняли меня? LX Мой Виктор не был Дон Жуаном… ей Не предстояли грозные волненья. «Тем лучше, — скажут мне, — разгар страстей Опасен»… точно; лучше, без сомненья, Спокойно жить и приживать детей — И не давать, особенно вначале, Щекам пылать… склоняться голове… А сердцу забываться — и так дале. Не правда ль? Общепринятой молве Я покоряюсь молча… Поздравляю Парашу и судьбе ее вручаю — Подобной жизнью будет жить она; А кажется, хохочет сатана. LXI Мой Виктор перестал любить давно… В нем сызмала горели страсти скупо; Но, впрочем, тем же светом решено, Что по любви жениться — даже глупо. И вот в кого ей было суждено Влюбиться… Что ж? он человек прекрасный И, как умеет, сам влюблен в нее; Ее души задумчивой и страстной Сбылись надежды все… сбылося всё, Чему она дать имя не умела, О чем молиться смела и не смела… Сбылося всё… и оба влюблены… Но всё ж мне слышен хохот сатаны. LXII Друзья! я вижу беса… на забор Он оперся — и смотрит; за четою Насмешливо следит угрюмый взор. И слышно: вдалеке, лихой грозою Растерзанный, печально воет бор… Моя душа трепещет поневоле; Мне кажется, он смотрит не на них — Россия вся раскинулась, как поле, Перед его глазами в этот миг… И как блестят над тучами зарницы, Сверкают злобно яркие зеницы; И страшная улыбка проползла Медлительно вдоль губ владыки зла. LXIII Я долго был в отсутствии; и вот Лет через пять я встретил их, о други! Он был женат на ней — четвертый год И как-то странно потолстел. Супруги Мне были ради оба. Мой приход Напомнил ей о прежнем — и сначала Ее встревожил несколько… она Поплакала; ей даже грустно стало, Но грусть замужней женщины смешна. Как ручеек извилистый, но плавный, Катилась жизнь Прасковьи Николавны; И даже муж — я вам не всё сказал — Ее весьма любил и уважал. |
