В Париже камергер должен был постоянно находиться рядом с королем еще и потому, что являлся комендантом Лувра. Этот внушительных размеров замок в то время был всего лишь одним из замков короля, а не его постоянной резиденцией. Следовательно, как и в случае с любым другим замком, существовал комендант Лувра, который был обязан проживать в непосредственной близости от этого здания, что и делал Мариньи, и имел право использовать его помещения, при условии, что это не могло повредить интересам короля. Но начавшиеся во дворце работы вынудили Филиппа Красивого переехать в Лувр. В феврале 1311 г. под руководством Мариньи была составлена королевская хартия, согласно которой в Лувре учреждалась должность коменданта с жалованьем в 25 парижских ливров ренты; для коменданта предусматривалась также оплата расходов на его содержание и проживание и выделялась часть из тех продовольственных товаров и свечей, которые предназначались для короля и его детей во время их пребывания в Лувре. [671]То, что камергер являлся также хранителем жилища короля вплоть до 1313 г., было неплохим подспорьем для упрочения положения Мариньи при дворе и усиления его влияния на короля. Современники Ангеррана, конечно же, не упустили из виду то, что он добился возможности влиять на самого короля, и не преминули преувеличить масштабы этого влияния. В высказываниях и Жоффруа Парижского, и Жана Сен-Виктора прослеживается одна и та же мысль: на прием к королю нельзя было попасть, не договорившись предварительно с Мариньи, а решения любых вопросов сначала неизменно согласовывались с ним. [672]Здесь чувствуется несколько преувеличенный подход к вопросу: в счетах королевского отеля только за март-апрель 1307 г. содержатся три послания короля к Мариньи. [673]В 1314 г., когда карьера нашего героя близилась к завершению, он провел 55 дней в Париже в отсутствие короля; [674]именно в это время количество упреков к Мариньи резко увеличилось.

Упрочивая свое положение управляющего делами отеля и, в частности, королевской Палаты, Мариньи устроил многих своих знакомых и друзей на различные недавно освободившиеся должности. Жоффруа Парижский упрекнул его в этом:

Нам известно, что Луи де Мариньи был камергером Людовика Наваррского, кроме того, в штате служащих отеля фигурировали имена некоторых других соотечественников Ангеррана, таких, например, как нотариус Гильом де Ри [676]или цирюльник Лоран Нувель, уроженец Баквиля. [677]Наконец, Мишель де Бурдене, доверенное лицо камергера, 19 января 1314 г. получил «должность управителя и администратора» в королевской Палате, которую он обязан был исполнять «согласно указаниям и под руководством названного Ангеррана». [678]Не назначая Бурдене камергером, король пошел еще дальше, чем прежде, доверив ему охрану личной королевской казны; Бурдене становился управляющим в королевской Палате, подчиняющимся приказам камергера, которому его дипломатическая деятельность уже не оставляла времени на выполнение служебных обязанностей. Можно понять, чем были так недовольны остальные камергеры!

В начале своей карьеры Мариньи, как мы уже говорили, ведал поставками различного продовольствия в отель и выплатами жалованья служащим. Он даже занимался вопросом выплаты долгов отеля за поставки продуктов во время военной кампании во Фландрии в 1304 г. Девять предписаний, датированных различными числами марта 1305 г., представляют собой отданные Реньо де Руа приказы «поставщику продовольствия» выплатить определенные суммы десятникам или оруженосцам «за снабжение товарами». Было бы ошибочным предполагать, что Мариньи вмешивался в сферу военной службы. Один из сохранившихся документов выдан оруженосцу Этьену Лемпереру из Кале; [679]в обязательстве, подписанном Гильомом де Мильи, говорилось о предмете долга: «содержании, выделенном во время последнего похода во Фландрию», [680]но в квитанции Этьена Лемперера было точно указано, что подразумевалось под этим «снабжением» или «содержанием»: ему должны были выплатить, как он указал, 91 турский ливр «за поставку вина из Гаскони». [681]Следовательно, с 1305 г. Мариньи с помощью Реньо де Руа улаживал вопросы, связанные не только с королевской Палатой, но и со всем отелем.

Хоть Ангерран со временем перестал заниматься подобными вещами, но тем не менее продолжал интересоваться делами отеля и его людьми. Он до самого конца своей карьеры ходатайствовал за людей, занимавших самые низкие должности, даже за слуг короля, и добивался для них различных благ. Дары от короля, юридическим оформлением которых занимался Мариньи, получили его коллега Пьер де Шамбли, [682]гофмейстер Бодуэн де Руа, [683]нотариус Рауль де Жуи [684]и Урри Германец, рыцарь короля, [685]врач Арнуль де Квинквемпуа, [686]Маргерит де Певи, фрейлина королевы Наваррской, [687]и Беатрис де Монтрей, [688]фрейлина королевы Марии Брабантской, а также королевские слуги, такие, как Мишле Наваррский, [689]Жан де Ла Рош-Контрад, [690]Готье де Мезьер [691]и Жан Шоша, [692]или помощник повара Жан Фужеле. [693]

Власть Ангеррана при дворе порой перетекала в дипломатическую деятельность. Так, опасаясь, что между людьми короля и посланниками папы вновь разгорится спор из-за их расселения в Пуатье во время встречи Климента V и Филиппа Красивого, кардинал Раймонд де Го в письме королю от 13 мая 1308 г. попросил его предварительно прислать в Пуатье Ангеррана де Мариньи, чтобы тот все уладил во избежание возможных беспорядков. [694]Таким образом, камергер организовал совместное пребывание в одном городе придворных этих двух высокопоставленных особ. Лизеран утверждает, что на расходы во время своего пребывания в Пуатье Мариньи получил 52 000 ливров, и, по всей видимости, значительная часть этих денег досталась лично ему. [695]Нам кажется, что названная цифра представляет собой не что иное, как сумму расходов на пребывание в городе всех придворных на все время переговоров. Представляется совершенно неправдоподобным, что Мариньи мог получить за одну поездку 52000 ливров. в то время как обычно в подобных случаях выплачивали от 20 до 100 ливров. Наконец, в 1308 г. счета Мариньи были бы проверены счетоводами, и он бы не смог выгадать для себя абсолютно ничего. На наш взгляд, эту цифру и эту гипотезу нужно воспринимать с большой долей скептицизма. [696]