26 декабря 1869 г.
Что же мне Вам сказать? Эти проклятые обязанности еще долго будут терзать, и сколько бы я ни жаловался, я не гожусь для хозяйства
Здесь я — не мастер, и все мои старания — бесполезны, я стираю, чищу, ловлю вшей, но грязь остается прежняя
Как все по-другому в стране мечты и поэзии! Там я могу что-то сделать, там я — мастер!
Передо мною в темноте мерцают огни древности, сверкают золотые короны и пенится волна за волной.
Приплывают корабли варягов, призванные в русскую землю. Добро пожаловать, друзья, добро пожаловать! Приветствую вас на нашем берегу!
Я слышу звон бокалов, я слышу звуки арф, веселый смех и пенье, но страх сжимает мое сердце.
Напрасно пытаюсь я это скрыть — я сам не знаю, что я чувствую, — волосы встают дыбом, глаза становятся влажными…
<К.К. Павловой> («Ich, der ich die Insel Rügen…»)
Ich, der ich die Insel Rügen
Neuerdings vor Ihnen sang,
Hab' die Damen zu betrügen
Mir erlaubt mein Lebelang.
Wenn Sie darauf reflektieren,
In der Ordnung finden Sie's,
Daß die Stadt auf allen vieren
Diesen Morgen ich verließ.
Ich gesteh' es nur befangen
Nur errötend mach ich's kund,
Und die Ohren lass' ich hangen,
Miserabel wie ein Hund;
Denn in meinen Eingeweiden,
Doktor Seegen zum Gewinn,
Regen sich die alten Leiden
Und nach Karlsbad muß ich hin.
Da zur Hebung meines Sprossen
Ich Sie nun zu Hülfe rief,
Was zusammen wir beschlossen,
Ich bewahr's im Herzen tief;
Und ich weiß es, wir verrichten's,
Denn wir sind ja beide reich,
Sie, die Hefe meines Dichtens,
Ich, des Dichtens Sauerteig!
Р. S. Für Amalie einen Taler
Schließ ich hier ergebenst ein;
Als mein dankend Abschied strahl' er
Ihr für alle Müh' und Pein.
3(15) августа 1870 г.
Я — кто еще недавно воспевал перед Вами остров Рюген позволял себе на протяжении всей моей жизни обманывать дам.
Если Вы над этим задумаетесь, то поймете, почему мне пришлось на четвереньках покинуть город этим утром.
Краснея и смущаясь, я признаюсь Вам в этом, и уши у меня жалко, по-собачьи свисают.
Ибо в моих внутренностях, к выгоде доктора Зегена, дают о себе знать старые болезни, и мне необходимо двинуться в Карлсбад.
А так как я призвал Вас на помощь, дабы благословить мое детище, то я сохраню в глубине моего сердца наши с Вами совместные решения.
И, я знаю, мы их выполним, ибо мы оба богаты: ведь Вы — дрожжи моей поэзии, а я — ее закваска.
Р. S. Я почтительно прилагаю талер для Амалии. Пусть он просияет ей прощальной благодарностью за все ее старания и муки.
<К К. Павловой> («Nun bin ich hier angekommen…»)
Nun bin ich hier angekommen,
Es ist ein hübscher Ort,
Doch was ich mir unternommen,
Es spukt mir im Kopfe fort.
Ich habe die Überzeugung
(Die haben Sie auch fürwahr!),
Daß bei der bekannten Zeugung
Apollo zugegen war.
Das Ding, dem wir das Leben
Und den poetischen Hauch
Im keuschen Beiwohnen gegeben,
Wird nimmermehr ein Schlauch.
Bei allen Himmeln und Erden,
Bei aller Fern' und Näh
Ein Wechselbalg v ird es nicht werden,
Per Jovem, oh ne, oh ne!
Vor kurzem begegnet' ich Laube,
Den Fedor besah er bei Licht
Und meinte, die Bühne erlaube
Ein solches Thema nicht.
Er meinte, die deutsche Bühne,
Sie wolle nur stammfeste Leut',
Dabei eine hübsche Sühne
Und Liebe, ihr zum Geleit.
Der Fedor sei eine Verneinung
Im Herrschen gar nicht gewandt;
Ich teilte sogleich seine Meinung
Und drückte ihm die Hand.
Den falschen Demetrius hätt' er
Ganz glücklich zu Ende gebracht;
Ich sagte: Ei, Donnerwetter!
Und wünschte ihm gute Nacht,
Und dachte mit Dankbarkeit seiner,
Wie er bestrafte die List,
Denn zweifeln wird mehr keiner,
Daß falsch der Demetrius ist.
5(17) августа 1870 г.
Наконец я прибыл сюда. Это красивое место. Но то, что я задумал, продолжает меня сводить с ума.
Я убежден (как наверняка и Вы тоже), что Аполлон присутствовал при известном зачатии.
Вещь, которой мы дали жизнь и в которую вдохнули поэзию во время целомудренного зачатия, никогда не будет бессодержательной.
Призываю в свидетели небо и землю, даль и близь — выродком она никогда не станет. Клянусь Юпитером, о нет, о нет!
Недавно я встретил Лаубе, он посмотрел при свете на Федора и сказал, что эта тема не годится для сцены.
Он считает, что немецкой сцене подходят только твердые люди, причем им должно сопутствовать красивое покаяние, сопровождаемое любовью.
Федор же — это отрицание, он не способен к власти. Я тотчас же согласился с его мнением и пожал ему руку.
Он сказал мне, что благополучно довел до конца Лжедмитрия. Я же воскликнул: «Черт подери!» — и пожелал ему спокойной ночи.
Я подумал о нем с благодарностью, о том, как он наказал хитрость, ибо уж никто больше не усумнится, что Димитрий-самозванец.
<К К. Павловой> («Die allerliebsten Zeilen…»)
Die allerliebsten Zeilen
Vom 20ten August
(Die nicht sich mühten zu eilen)
Erhalt' ich mit Freuden just.
Empfangen Sie dagegen,
Zur Antwort und zum Dank,
Die Sprüche wahr und verwegen,
Die ich aus dem Sprudel trank:
Kraftsprüche
1
Die ehelichen Bande
Sind ganz in der Natur;
Die Hirten auf dem Lande
Seh'n sie öfters auf der Flur.
