75 Я грешен: летописный Я позабыл свой слог; Картине живописной Противостать не мог. 76 Лиризм, на все способный, Знать, у меня в крови; О Нестор преподобный, Меня ты вдохнови. 77 Поуспокой мне совесть, Мое усердье зря, И дай мою мне повесть Окончить не хитря. 78 Итак, начавши снова, Столбец кончаю свой От рождества Христова В год шестьдесят восьмой. 79 Увидя, что все хуже Идут у нас дела, Зело изрядна мужа Господь нам ниспосла. 80 На утешенье наше Нам, аки свет зари, Свой лик яви Тимашев — Порядок водвори. 81 Что аз же многогрешный На бренных сих листах Не дописах поспешно Или переписах, 82 То, спереди и сзади Читая во все дни, Исправи правды ради, Писанья ж не кляни. 83 Составил от былинок Рассказ немудрый сей Худый смиренный инок, Раб божий Алексей. 1868 «Стасюлевич и Маркевич…» * Стасюлевич и Маркевич Вместе побранились; Стасюлевич и Маркевич Оба осрамились. «Ты поляк, — гласит Маркевич, — В этом я уверен!» Отвечает Стасюлевич: «Лжешь как сивый мерин!» Говорит ему Маркевич: «Судишь ты превратно!» Отвечает Стасюлевич: «То донос печатный!» Размышляет Стасюлевич: «Классицизм нам кстати ль?» Говорит ему Маркевич: «Стало, ты предатель!» Октябрь (?) 1869 «Как-то Карп Семенович…» * Как-то Карп Семенович Сорвался с балкона, И на нем суконные Были панталоны. Ах, в остережение Дан пример нам оный: Братья, без медления Снимем панталоны! 22 декабря 1869 «Рука Алкида тяжела…» * Рука Алкида тяжела, Ужасны Стимфалидов стаи, Смертельна Хирона стрела, Широко лоно Пазифаи. Из первых Аристогитон С Гармодием на перекличке, И снисходительно Платон Их судит странные привычки. Гомера знали средь Афин Рабы и самые рабыни, И каждый римский гражданин Болтал свободно по-латыни. 22 декабря 1869 Медицинские стихотворения * «Доктор божией коровке…» Доктор божией коровке Назначает рандеву, Штуки столь не видел ловкой С той поры, как я живу, Ни во сне, ни наяву. Веря докторской сноровке, Затесалася в траву К ночи божия коровка. И, припасши булаву, Врач пришел на рандеву. У скалы крутой подножья Притаясь, коровка божья Дух не смеет перевесть, За свою страшится честь. Дщери нашей бабки Евы! Так-то делаете все вы! Издали: «Mon coeur, mon tout» [16], — А пришлось начистоту, Вам и стыдно, и неловко; Так и божия коровка — Подняла внезапно крик: «Я мала, а он велик!» Но, в любви не зная шутки, Врач сказал ей: «Это дудки! Мне ведь дело не ново, Уж пришел я, так того!» Кем наставлена, не знаю, К чудотворцу Николаю (Как то делалося встарь) Обратилась божья тварь. Грянул гром. В его компанье Разлилось благоуханье — И домой, не бегом, вскачь, Устрашась, понесся врач, Приговаривая: «Ловко! Ну уж божия коровка! Подстрекнул меня, знать, бес!» — Сколько в мире есть чудес! Октябрь (?) 1868 «Навозный жук, навозный жук…» Навозный жук, навозный жук, Зачем, среди вечерней тени, Смущает доктора твой звук? Зачем дрожат его колени? O врач, скажи, твоя мечта Теперь какую слышит повесть? Какого ропот живота Тебе на ум приводит совесть? Лукавый врач, лукавый врач! Трепещешь ты не без причины — Припомни стон, припомни плач Тобой убитой Адольфины! Твои уста, твой взгляд, твой нос Ее жестоко обманули, Когда с улыбкой ты поднес Ей каломельные пилюли… Свершилось! Памятен мне день — Закат пылал на небе грозном — С тех пор моя летает тень Вокруг тебя жуком навозным… Трепещет врач — навозный жук Вокруг него, в вечерней тени, Чертит круги — а с ним недуг, И подгибаются колени… вернуться Сердце мое, жизнь моя (франц.). — Ред. |
