Доверенные люди разыскивают таких сирот и тайными тропами приводят их под защиту гор. Уже сейчас в долине, в семьях горняков живет по меньшей мере сто детей Ара-Лима. Когда-нибудь из спасенных можно будет воспитать новое поколение Ара-Лима. Маленькие подданные маленького короля. Короля Аратея, который поведет их за собой против Кэтера. С чем? С ножом от лесовика? С магией, что даст ему он, Самаэль? С горняками, которые ничего не смыслят в равнинных битвах? Верная смерть. Пустая смерть. Кэтер только улыбнется, раздавив необученного войне молодого короля. Не пожалеет ли он, колдун, о том, что не послушался совета лесовика? Пожалеет, когда уже будет поздно.

— Я принял решение, — Самаэль погладил колдовской посох, словно прося у него прощение за свои черные мысли. — Я, Крестоносец Самаэль, беру на себя ответственность перед Отцом нашим Граном за тот шаг, что совершим мы во имя страны нашей, родины нашей — Ара-Лима. Мы призовем к себе смертеца, носившего шесть лет назад имя Элибра, личного телохранителя короля Хеседа. Не ради собственной прихоти и безопасности, не ради поклонения силам недобрым, ради будущего нового короля Ара-Лима — наследника по закону и совести Аратея.

Колдун замер на мгновение, обратил глаза свои в сторону лесовика, к колонне привалившегося.

— Ты! — его палец уткнулся в грудь Йохо. — Ты будешь первым, кто умрет, если смертец вздумает пойти против нас. Я лично выну из твоей головы мозги, что задумали рисковое дело. И поверь, лесовик, я ни за что не засуну их обратно.

— Без мозгов будет тяжело, — Йохо улыбнулся, довольный решением колдуна. — Но я согласен. Потому, что твердо уверен, майр Элибр станет хорошим советником для молодого короля. Не то что мы, деревенские увальни. Когда мне отправляться в путь?

— В путь? Желаешь отправиться сам?

Странно. Только несколько минут назад колдун готов был проклясть лесовика за то, что он предложил взять нового союзника. Но теперь, все тщательно обдумав и взвесив, Самаэль понимал — Йохо предложил то, о чем ни один из Крестоносцев не позволил бы себе даже задуматься. И за это был благодарен колдун рыжеволосому лесовику.

— Дорога мне известна, — сказал Йохо, потирая руки. Наконец-то он скоро увидит свой лес. — Место знаю. Надеюсь майр не забыл за шесть лет, кому он поручил ребенка. Да и с мертвыми я уже имею небольшой опыт общения. Лучше меня с этим поручением никто не справится.

— Тебя могут схватить кэтеровские солдаты.

— Это в лесу-то? — засмеялся Йохо, представив, как толпы закованных в железо легронеров рыщут по его родному лесу, пытаясь схватить неуловимого лесовика.

— Элибр может не согласится.

— Я постараюсь найти нужные слова.

— Будет трудно. Смертецы не слишком разговорчивы. Сначала они убивают живых, а уж потом общаются с ними.

— Я умею рисковать. К тому же у меня есть важный довод.

— Какой?

— Ара-Лим. Если майр Элибр не повредился, так сказать, умом, если он помнит, от чьих рук принял смерть, если осталось в нем хоть что-то от того героя, что мы знали, он вернется в зеленую долину вместе со мной.

— Что ж, — колдун сотворил в воздухе оберегательный знак. — Через три дня ты получишь все необходимое. Я бы пошел с тобой, но думаю, буду только обузой. Моя работа начнется здесь, в долине. В твое отсутствие за детьми присмотрят кормилица Вельда и Авенариус.

Ворон закатил глаза к каменным сводам, представляя, скольких перьев он может еще лишиться.

— У меня единственная просьба, — замялся лесовик. — Если со мной что-то случится, мало ли какая напасть встретится, напомните Аратею и Гамбо, когда вырастут, что был такой лесовик, по имени Йохо, который положил за них жизнь. Что они были единственными, ради которых он не пожалел самого ценного, что у него осталось.

— Я сейчас расплачусь, — хмыкнул ворон, предусмотрительно отходя подальше. Знал мудрый ворон, что таким горячим парням, как лесовик, горло птице свернуть, что плюнуть с высокой скалы.

В холодных камерах, что расположились длинными рядами под императорским замком было тихо. Многочисленные заключенные, томящиеся здесь, говорили мало и негромко. По тесным каменным мешкам передвигались осторожно, больше ползком, боясь нарушить гробовое спокойствие подземелья. Редко, очень редко темные подвалы нарушил крик несчастного, сошедшего с ума или переставшего воспринимать реальность. Тотчас к той камере спешили темные фигуры и мечами затыкали горло нарушителя, потревожившего покой. И тогда стены плакали теплыми кровяными каплями от боли и отчаяния.

Здесь, под роскошными императорскими покоями, под величием и силой Кэтера, в переплетениях подземных коридоров, среди крыс и сочащихся из стен грунтовых вод, жил и творил свои заклинания человек, которого в Кэтере боялись даже больше, чем верховного императора. Здесь, в подвалах, находились владения мага Горгония.

Каббар, верховный император Кэтера, часто спускался сюда. Если бы кто-то сумел разговорить молчаливых стражников, неподвижно стоящих по темным углам подземелья, то, возможно, узнал бы, что император предпочитает бывать здесь по ночам. Иногда, закутавшись в широкий плащ, он долго стоит против молчаливых камер, наблюдая за копошащимися в слабом свете факелов телами заключенных. Никто не знает, о чем думает в это время верховный император. Никто не может проникнуть в мысли самого могущественного человека мира. Разве только сам маг Горгоний.

Вот и сегодня, в день своего рождения, в то самое время, когда под окнами императорского замка беснуется пьяная толпа, а в роскошных залах веселиться знать Кэтера, император спустился вниз, в сырость подземной тюрьмы. Не отвечая на осторожные приветствия охранников, он миновал длинный коридор с многочисленными решетками и остановился напротив железной двери.

— Он здесь?

Легронеры прикоснулись к рукояткам мечей и сделали по шагу в стороны:

— Да, мой Император, — ответил старший из солдат.

Каббар распахнул дверь и нагнувшись, вошел внутрь просторного помещения.

Редкие светильники, заправленные плохим маслом, чадили, почти не освещая комнаты. Камин был завален объедками и тряпьем. Под ногами хлюпали отсыревшие тургайские ковры. Стены завешаны черным, в серых потеках, материалом. На потолке крепилась золотая звезда, подарок Императора, указывающая стороны света. За единственным столом, на высоком кованом стуле сидел Горгоний, подслеповато щурясь, вглядывался в мерцающее стекло магического зеркала:

— Как забавно, — маг не обернулся на шаги. Знал, только Каббар может придти к нему, — Император вспоминает обо мне именно тогда, когда я заглядываю в его будущее.

— И что же видит там великий маг?

Каббар попытался заглянуть через плечо мага, но тот быстрым движением заслонил от него зеркало:

— Простым смертным не дано права общаться с духами будущего. Не сердись, Каббар. Все, что узнаю, я рассказываю тебе. Твои глаза ослепнут, едва ты посмотришь туда, где властвуют сумерки.

— А ты нет? Не ослепнешь?

— Я Избранный. Мы общаемся с духами по их высокому разрешению.

— Так что ты видел там?

— Как всегда, только величие и славу, — маг обнажил гнилые зубы. — Твоя империя велика, и имя твое внушает всем уважение и страх.

— Это я знаю и без тебя. Каждый день со всех концов империи торопятся в столицу Кэтера гонцы, спешащие рассказать о моем величии. Мне этого мало.

Горгоний занавесил зеркало куском материи и обернулся к Императору:

— Что же ты хочешь?

Каббар выдвинул из-под стола второй стул, брезгливо смахнул с него обглоданные куриные кости.

— Ты прекрасно знаешь, что мне требуется. Когда я увижу зелье бессмертия. Мне надоело довольствоваться пустыми обещаниями. Уже год, как я слушаю одно и тоже. Скоро, подожди, еще немного… Терпение верховного Императора не бесконечно.

— Знаю, — мягко ответил маг. — Знаю, Каббар, как торопишься ты расстаться с обычной жизнью. Но, поверь, это слишком сложная задача.