Со стороны коридора послышался шум. Невнятные крики, громкие предупреждения.

— Кто смеет нарушать покой мага? — Горгоний пошаркал до дверей и приоткрыл их: — Сегодня мне потребуются мозги двух бестолковых солдат, — вкрадчиво сказал он, обращаясь к побелевшим от ужаса охранникам. — Разве я не говорил, что никто не должен беспокоить полет моих мыслей?

— Простите, господин, — солдаты, загромыхав доспехами, рухнули на колени. — Простите, но Императора хочет видеть сатриций Нибур. Мы предупреждали его, что Император говорит с вами, господин, но сатриций настаивает

В стороне, подбоченясь, стоял довольно толстый человек, чья богатая перевязь, завязанная чуть ли не у шеи, говорила о его высоком статусе. При появлении мага сатриций благоразумно отступил от дверей, что, однако, не уберегло его от недоброго языка Горгония.

— Сатриций Нибур? Тот самый Нибур, про которого говорят, что он плетет заговоры за спиной нашего верховного Императора?

Сатриций покачнулся, мгновенно посинел и залепетал что-то в свое оправдание.

— Горгоний, ты перепугаешь всю мою знать, — из покоев мага показался Каббар. — Сатриций из славного рода. Он служил еще моему отцу и, доказав свою безграничную преданность, вряд ли помышляет что-то против меня. Не так ли?

Нибур замотал головой так, что во все стороны полетели мелкие капельки пота, проступившие на его черепе.

— Не люблю жирных патрициев, — проворчал Горгоний, отходя в тень.

— Их и не надо любить, — сказал Каббар тише, чем мог услышать испуганный человек. — Ими надо управлять. Что случилось, Нибур?

Придя в себя, сатриций на всякий случай упал на колени, не беспокоясь о чистоте белоснежных одежд, и воздел к Каббару руки:

— Добрая весть, мой Император. Да хранит вас Отец наш Гран. Очень добрая весть.

— Чем больше говоришь, тем меньше хочется тебя слушать. Говори короче, Нибур.

— О, мой Император! Королева Стиния только что…

— Что? — побледнел Каббар, сжимая плечо сатриция. — Говори же! Это случилось?

— Да, мой Император! Только что, мой Император! Королева Стиния соизволила подарить Империи Вашего ребенка.

— Слышишь, Горгоний! — Каббар обернулся к магу, возбужденно блестя глазами. — Это случилось! У меня есть сын! Есть наследник Кэтера!

— Простите, мой Император…, — залепетал сатриций, дрожа, как высохший лист от ветра.

— Я воспитаю его так же, как года-то отец воспитал меня. Я оставлю ему весь мир. Сын! Благодарю тебя, Отец наш Гран! Как ты милостив! Почему ты стоишь на коленях, сатриций? Встань, Нибур. Ты принес мне радостную весть и я хочу наградить тебя. Что хочешь ты? Золото? Землю? Тысячи скотов? Говори, сатриций, ибо велика моя радость в этот прекрасный день! Что? Что ты мычишь, Нибур?

— Мой Император! — сатриций прижался к ногам императора. Дрожал всем телом и даже толстая накидка потемнела от пота. — Я только хотел сказать… Не сын. Королева только что родила дочь. Вашу дочь, мой Император.

Маг Горгоний тихо качал головой, отходя подальше в тень.

Верховный Император Каббар замер, осмысливая слова сатриция. Склонил голову, глядя куда-то вдаль, в темноту подземелья.

— Ты говоришь, Стиния подарила мне дочь?

— Истинно, мой Император, — прохрипел сатриций, чувствуя, как от императора исходит непонятная волна угрозы. — Прекрасная маленькая дочь, мой Император. Народ Кэтера уже извещен и радуется этому вместе с тобой, мой Император.

— Радуется?

Каббар, словно очнувшись, обернулся, посмотрел на застывшего мага. На солдат, замерших у дверей.

— Радуется… Кэтер радуется, что у меня нет сына?

— Да…, то есть я хотел сказать, что все мы…

— Молчи, сатриций Нибур. Молчи. Сегодня мой день рождения. И день рождения дочери верховного Императора. Ты ведь знаешь, Нибур, что в таких случаях положены жертвоприношения Грану.

— Десять белых баранов ждут у жертвенных камней, мой Император.

— Баранов? Зачем убивать бедных, ни в чем неповинных животных. Отец наш Гран не обидится, если вместо десяти тощих баранов ему преподнесут одного жирного барана. Я прав, Горгоний?

Маг, спрятав руки в рукавах, склонил голову:

— Как пожелает великий Император.

Казалось, что Каббар находится в каком-то забытьи. Слова его были протяжны, тихи. Так говорят мудрые старики, умудренные годами долгой жизни. Пожалуй только один Горгоний понимал, что творится в душе у верховного Императора. Надежда на продолжение рода рухнула. Стиния, фессалийская принцесса, Королева Кэтера, подарила не тот подарок, который ожидал Император.

— Знаешь, Горгоний, — Каббар посмотрел на мага взглядом, в котором плескалась кровь. — Я хочу разделить радость с теми, кто ликует в моем дворце по поводу того, что у меня не родился сын. Я хочу посмотреть, как они это делают. Я ухожу.

Каббар двинулся к выходу из подземелья. Сатриций, подхватив испачканные концы белого плаща и лепеча поздравления, поспешил было за ним. Но Каббар, сделав только два шага, остановился, что-то вспомнив:

— Горгоний? Кажется ты говорил, что у тебя есть средство от докучливой головной боли?

— Прости, Император, — маг хищно ощерился. — Но ты сам расколотил все готовые склянки. Мне придется создать новый эликсир. Но тот материал, что сейчас находится в камерах, непригоден. Придется искать новый.

— Сделай это, — император склонил голову в сторону разглядывающего грязный пол сатриция. — Моя голова раскалывается от новостей.

Верховный Император Кэтера надвинул на голову капюшон, кивнул магу и направился к выходу.

Нибур, высокородный сатриций, владелец обширных земельных уделов на юге страны, хозяин нескольких сотен скотов и двух десятков наложниц, не сделал и шагу. Легронеры, повинуясь молчаливому приказу Горгония, сбили его с ног, оглушили сильными ударами и, подхватив за ноги, поволокли внутрь личных владений мага. В ту самую комнату, где стоял железный стол со следами крови, а рядом чернела дыра, которая служила бесконечной могилой для многих и многих.

Маг Горгоний поспешил следом. Он торопился выполнить заказ Каббара потому, что знал, не пройдет и часа, как подвалы императорского замка наполнятся воем и воплем нескольких десятков высокородных сановников, чьей виной будет только одно — слишком рьяное желание первыми поздравить Императора Кэтера с не рождением его сына.

Спасутся те, кто умеет молчать и думать.

От спаленной шесть лет назад деревни не осталось и следа. Лес быстро захватил оставленную лесовиками территорию. Закрасил зеленью красные пятна на земле, спрятал от любопытных глаз сгнившие кости, закидал листьями давно не топтаные тропинки. Только одинокий колодец из крепкого камня, окруженный непролазной изгородью можжевельника, напоминал о том, что здесь, в самом сердце леса, жил когда-то род лесных людей.

Йохо погладил траву, служившую надгробиями погибшим лесовикам. Зажмурился, пытаясь вспомнить всех, кого знал и кого помнил. Посмотрел в ту сторону, где стоял его дом, а теперь зеленела целая поросль молодых деревьев. И вновь к нему вернулось забытое чувство вины. За то, что не успел предупредить, за то, что не отомстил, не прирезал ни одного кэтеровского солдата.

— Мне пора, — прошептал он, поднимаясь. — Молодой король Ара-Лима ждет меня. Когда он вырастет, обещаю, я расскажу ему, какими вы все были смелыми и добрыми. Расскажу, как погибли вы от рук врагов его. Верьте, он узнает это.

Налетевший от леса тихий ветер качнул макушками деревьев, словно отвечая лесовику. И почудилось Йохо, зашептали ему слова прощения те, кто лежал под травой. Он улыбнулся, через силу сдерживая слезы:

— Пора. Прощайте.

Развернулся, и больше не оглядываясь, побежал, не разбирая дороги, к тому самому месту, куда послал его в первый раз колдун Самаэль. К мертвому дереву, под которым лежали тринадцать лесовиков. Под которым лежал и майр Элибр.

Лесовик бежал вперед, позабыв о старых ловушках, о хищниках, которые забыли, кто настоящий хозяин в этом лесу. Бежал Йохо не от собственной совести, а от горькой боли, что плескалась в его сердце. Все долгие шесть лет он мечтал вернуться сюда, в деревню, и вымолить прощения у тех, кого не успел спасти. И он вернулся. И получил то, что хотел.