- Прицельтесь из своего оружия и стреляйте, сержант.

- Он же даже не в форме, сэр, на нем костюм. И он не делает ничего такого, просто стоит.

- Вы отказываетесь выполнить прямой приказ командира?

- Я как-то не расположен к этому, сэр. Слабость ка- кая-то во всем теле.

- Хорошо, сержант, если вы не желаете причинить вред человеку в красном галстуке, я предлагаю вам альтернативу. Вы можете начинять маслины маленькими луковицами - для генеральских «мартини».

- Я могу сделать выбор?

- В генеральской столовой имеется восемьсот тысяч галлонных банок с маслинами и четыреста тысяч галлон- ных банок с маленькими луковичками. Тут есть над чем задуматься.

- У меня аллергия на лук, сэр. Жуткая. Я буквально выхожу из строя.

- Ну что ж, сержант, перед вами прелестная задача.

Я даю вам тридцать секунд.

* # *

У генерала белая рубашка с короткими рукавами, ситцевая, в узкую полоску юбка и очки в тонкой золотой оправе.

- На этот раз - четыре маслины, сержант.

Я сказал: «Пенелопа».

Ну вот, вывели мы всех этих детишек сажать деревья, это потому, что мы решили, что… что это - необходимая часть образования, увидеть, как, ну, вы понимаете, корневая система… а также чувство ответственности, забота о чём-то, за что ты лично отвечаешь. Вы понимаете, о чём я. И все деревья засохли. Апельсиновые деревья. Не знаю, почему они засохли, просто засохли - и всё тут. Может, почва какая-нибудь не такая, а может - саженцы, привезённые из питомника, были какие-нибудь такие. Мы послали жалобу. Так вот, у нас там было тридцать детей, каждый или каждая из этих детей посадил или посадила своё дерево, и у нас получилось тридцать засохших деревьев. Дети смотрели на эти тоненькие коричневые прутики и чуть не плакали, это было крайне удручающее зрелище.

Всё бы ещё и ничего, но только за пару месяцев до истории с деревьями передохли все змеи. Хотя мне кажется, что змеи - ну, причина того, что змеи откинули копыта, состояла в том, что… как вы помните, отопление было отключено на четыре дня, по случаю забастовки, так что это вполне объяснимо. Это было нечто такое, что можно было объяснить детям, из-за забастовки то есть. Никто из их родителей не разрешал им пересекать линию пикетов, и они знали, что забастовка и что это значит. Поэтому, когда забастовка кончилась и всё началось снова и мы нашли змей, они не слишком встревожились.

Что касается грядок, их, я думаю, просто переувлажнили, во всяком случае, теперь дети знают, что нельзя чересчур усердствовать с поливкой. Они очень заботились о грядках,ну и, наверное, кое-кто из них… ну, знаете, поливал ещё чуть-чуть, когда мы не видели. А может… вообще-то мне не хотелось бы думать о вредительстве, хотя у нас мелькала и такая мысль. Я хочу сказать, эта мысль приходила к нам в головы. Наверное, мы думаем так потому, что как раз перед этим умерли тушканчики, и белые мыши тоже умерли, и саламандра… ладно, зато они теперь знают, что нельзя носить их в пластиковых мешках.

Конечно же, мы так и знали, что тропические рыбки передохнут, это не стало для нас сюрпризом. С ними же как, на них только косо посмотришь, а они раз - и пузом кверху. Но по методическому плану требуется в какой-то там момент демонстрировать классу тропических рыбок, так что без них вроде и никак, а такое случается каждый год, ну и приходится это место просто побыстрее проскакивать.

Щенка у нас и вообще не должно было быть.

Щенка у нас и вообще не должно было быть, но девочка Мэрдок нашла этого щенка под Гристедовским грузовиком, и она испугалась, что, когда водитель кончит разноску и поедет дальше, щенок попадёт под колёса, поэтому она сунула его к себе в ранец и принесла в школу. Вот так у нас и появился этот щенок. Я только увидел щенка, сразу подумал, Господи Исусе, зуб даю, он проживёт тут недели две, а потом… и всё так и вышло. Его вообще не должно было быть в классе, на этот счёт даже есть какое-то постановление, но ведь не скажешь же им, что щенка здесь нельзя, когда щенок уже здесь, вот тут, прямо перед ними, бегает по полу и тяв- тяв-тявкает. Они назвали его Эдгар - то есть, в смысле, назвали моим именем. Они получали массу удовольствия, бегали за ним и кричали: «Сюда, Эдгар! Молодец, Эдгар!» А потом прямо животики надрывали. Им нравилась эта двусмысленность. Мне она тоже нравилась. Я совсем не возражаю, чтобы надо мной подшучивали. Они сделали щенку маленький такой домик в кладовке и всё такое. Я не знаю, отчего он сдох. Переволновался, наверное. А может, у него не было нужных прививок. Я вытащил его оттуда ещё до прихода детей. Я проверял кладовку каждое утро - знал, что этим всё и кончится. Я отдал его завхозу.

А ещё был этот корейский сирота, класс усыновил его по программе «Помоги Детям», это значит, все дети ежемесячно приносят по двадцать пять центов, такая идея. И всё получилось как-то очень неудачно, фамилия ребёнка была Ким, и мы то ли усыновили его слишком поздно, то ли ещё что. Мы не знаем, почему он умер, в письме про это ничего не было, зато они предлагали нам усыновить какого-нибудь другого ребёнка, приложили несколько интересных анкет, но у нас уже не хватило духа. Класс воспринял это крайне болезненно, дети начали (я так думаю, никто не сказал мне этого в лоб) подозревать, что что-то с нашей школой не так. Но я не думаю, чтобы в нашей школе было что-нибудь уж особенно плохое, бывают и лучше, бывают и хуже. Просто такая полоса неудач. Вот, скажем, у нас скончалось необычайно много родителей. Было, насколько я помню, два инфаркта и два самоубийства, один утонувший родитель и четверо погибших вместе, они на машине разбились. Один инсульт. Ну и обычная высокая смертность бабушек-дедушек - хотя, пожалуй, в этом году она была повыше обычной. А на закуску - трагедия.

Трагедия произошла, когда Мэтью Уэйн и Тони Мав- рогордо играли в котловане, который роют для нового федерального административного корпуса. Там был штабель толстых брёвен, у самого края котлована. Сейчас это дело в суде, родители утверждают, что брёвна были плохо уложены. Не знаю, что тут правда, а что нет. Странный был год.

Я забыл упомянуть отца Билли Брандта, его грабитель зарезал. Схватился с человеком в маске, который залез к ним в дом, тот его и зарезал, насмерть.

Однажды у нас в классе была дискуссия. Они меня спрашивали - куда они ушли? Деревья, саламандра, тропические рыбки, Эдгар, папочки и мамочки, Мэтью и Тони, куда они ушли? И я сказал, я не знаю, не знаю. А они сказали, а кто же знает? А я сказал, никто не знает. А они сказали, правда, что смерть придаёт жизни смысл? А я сказал, нет, это жизнь придаёт жизни смысл. Тогда они сказали, но не является ли смерть, взятая во всей её основополагающей значимости, средством, позволяющим трансцендировать профанность обыденного существования в направлении…

Я сказал, да, вполне возможно.

Они сказали, нам это не нравится.

Я сказал, а кому бы такое понравилось?

Они сказали, да куда ж это годится?

Я сказал, никуда не годится.

Они сказали, а не могли бы вы сейчас заняться любовью с Элен (наша ассистентка), чтобы мы посмотрели, как это делается? Мы знаем, что Элен вам нравится.

Элен мне действительно нравится, но я сказал, что не буду.

Мы много об этом слышали, сказали они, но никогда не видели.

Я сказал, что меня уволят, что это никогда, или почти никогда, не делается напоказ. Элен отвернулась к окну.

Они сказали, пожалуйста, ну пожалуйста, займитесь любовью с Элен, мы нуждаемся в утверждении ценностей, мы боимся.

Я сказал, что им не следует бояться (хотя сам я часто боюсь) и что ценности присутствуют повсеместно. Элен подошла и обняла меня. Я несколько раз поцеловал её в лоб. Мы держали друг друга в объятиях. Дети были очень возбуждены. В дверь постучали и я открыл, к нам вошёл новый тушканчик. Дети радостно завопили.