Я сказал, если командир части узнает про такие делишки, тебя засадят в тюрьму.
- А хочешь, сержант, я устрою тебе какой-нибудь приказ? Как ты насчет непыльной командировки на Гавайи?
Я сказал, что не хочу ни во что такое ввязываться.
- Если уж ты ввязался в это,- сказал он,- надо ввязываться и в то. Ты не мог бы потушить свет, когда будешь выходить?
* * *
Старшим инспектором оказался полковник ВВС со значком парашютиста и генеральской портупеей. Он сказал: «Понимаете, сержант, я знаю только то, что вот здесь, на этой бумаге».
- Да, сэр,- сказал я,- но не могли бы вы запросить центральный архив?
- Они пришлют мне точно такую же бумагу, как эта.
Я сказал, что во время Корейской войны прослужил
за океаном шестнадцать месяцев, а затем был направлен в Форт Льюис, штат Вашингтон, где служил под началом капитана Ллуэллина.
- В вашем личном деле нет ничего подобного,- сказал полковник.
- А может, оно не мое? Мало ли на свете однофамильцев?
- Однофамилец с тем же именем и личным номером?
- Полковник, я свое уже оттрубил. Двадцать лет тому назад.
- Что-то вы слишком молодо выглядите.
- Мне сорок два года.
- Нет - если верить этим бумагам.
- Но там же все не так.
- Будь вы кобылой,- хихикнул полковник,- я посмотрел бы вам в зубы.
- Да, сэр.
- О'кей, сержант, мы подвергнем этот вопрос тщательному рассмотрению.
- Спасибо, сэр.
Я сидел на краешке кровати, разглядывая свою крошечную спальню, безукоризненно начищенные сапоги в количестве двух пар, ровным строем висящие рубашки, все наплечные лычки - в одну сторону.
«Все по заслугам,- думал я,- тут и возразить нечего.
Что заслужил, то и получил».
* * *
- Сержант,- сказал он,- я буду вам крайне благодарен.
Я сказал, что вряд ли смогу одолжить ему пятьдесят долларов, столько у меня, пожалуй, и нет.
- А вы проверьте свои карманы получше, сарджи,- сказал лейтенант,- А может, у вас есть банковский счет?
- Да,- сказал я,- есть, только не здесь.
- Моя мамочка захворала,- сказал он,- и мне нужно пятьдесят долларов, чтобы съездить на автобусе домой. Вы же не хотите препятствовать моей поездке в направлении моей больной мамочки, не так ли?
- А что с ней? - спросил я.
- С кем?
- С вашей мамой.
- Я оставлю вам в залог свою электрическую сковородку, - сказал лейтенант, показывая мне упомянутый им предмет.
- Я и вообще не должен быть в армии,- сказал я,- Какие-то раздолбай все перепутали.
- А откуда вы родом, сарджи-сан? На этой сковородке вы сможете готовить себе блюда своей национальной кухни.
Я сказал, что в сержантской столовой кормят в общем-то неплохо - если сделать скидку на обстоятельства.
- Так вы что, не хотите одолжить мне пятьдесят долларов?
- Я этого не говорил,- сказал я.
- Сержант, я могу приказать вам одолжить мне пятьдесят долларов.
- Я знаю это, сэр.
- Сделав так, я нарушил бы устав, сержант.
- Да, сэр.
- Я не умею ни читать, ни писать, сержант.
- Вы не умеете ни читать, ни писать?
- Если об этом узнают, у меня будут жуткие неприятности.
- Совсем не умеете?
- Хотите клюшку для гольфа? Я продам вам клюшку для гольфа. Пятьдесят долларов.
Я сказал, что не играю в гольф.
- А как же моя бедная мамочка?
Я сказал, что очень ему сочувствую.
- Я езжу синим автобусом, сержант. Он идет до самого Гэйнсвилла. Вы ездили когда-нибудь синим автобусом, сержант?
* * *
Я подошел к капеллану, дергавшему в помещении для отдыха ручки игрального автомата. Я сказал ему, что не слишком люблю армию.
- Что за чушь,- сказал капеллан,- ты ее любишь, любишь, любишь, иначе тебя попросту не было бы здесь. Каждый из нас, сержант, находится там, где все мы находимся, потому, что мы хотим находиться там, где мы находимся, а также потому, что Господь хочет, чтобы мы находились там, где мы находимся. Каждый живущий находится в верном месте, ты уж мне поверь, иногда может показаться, что это не так, но ты мне поверь, ты мне поверь, что все это происходит по Божьему промыслу, у тебя нет, случаем, при себе четвертаков?
Я дал ему три четвертака, завалявшиеся у меня в кармане.
- Спасибо,- сказал он, - я нахожусь там, где надо, ты находишься там, где надо, что заставляет тебя думать, что ты отличен от меня? Ты думаешь, Господь не знает, что Он делает? Я нахожусь здесь, чтобы проповедовать Клекочущим Соколам Тридцать третьей дивизии, и, если бы Господь не желал, чтобы я удовлетворял духовные нужды и потребности Клекочущих Соколов Тридцать третьей дивизии, неужели я бы находился здесь? Что заставляет тебя думать, что ты так уж отличен от меня? Труд, мальчик мой, труд, вот что имеет значение, забудь обо всем прочем и трудись, твой труд сам за себя скажет, твоя служба протекает вполне успешно, три нашивки и две сержантские лычки, жаловаться не на что, а теперь оставь меня, оставь меня, и чтобы больше я тебя не видел, ты слышишь, сержант? Ну и молодец.
Труд?- подумал я.
* * *
У ворот меня остановили двое Эм-Пи.
- Куда это вы направляетесь, сержант?
Я сказал, что я иду домой.
- Вот оно как,- сказал тот, что подлиннее.- А увольнительная у тебя есть?
Я показал им пропуск.
- А чего это ты намылился в такое несусветное время, сержант? Сейчас же четыре утра. И где твоя машина?
Я сказал, что у меня нет машины, я думаю дойти до города пешком, а там сесть на автобус.
Эм-Пи глядели на меня как на психа.
- В такое время, да в таком тумане?
Я сказал, что люблю прогуливаться в предрассветные часы.
- А где твои шмотки, сержант? Каждый, отбывающий в самоволку, должен иметь сумку, специально для того предназначенную. У тебя что, нет сумки?
Я вытащил из кармана форменной куртки бритву и чистую футболку.
- Из какого ты подразделения, сержант?
Я назвал свое подразделение.
- На бритве грязь,- сказал тот, что покороче.
Мы сгрудились вокруг бритвы, чтобы рассмотреть ее получше. На ней была грязь.
- А этот твой пропуск,-добавил короткий,-здесь подпись генерала Захарии Тэйлора. Он же вроде как помер, или нет?
* * *
Я стою на узком карнизе, окружающем казарму на уровне третьего этажа. Карниз каждую секунду готов обрушиться, а я не могу залезть в окно, которое кто-то забил изнутри гвоздями.
- Эй, ловчила,- кричит кто-то с автостоянки,- ты сейчас навернешься.
- Да, да,- говорю я,- я сейчас навернусь.
- Прыгай сюда, вниз,- говорит она,- и я покажу тебе секреты, хранящиеся под моей юбкой.
- Да,- говорю я,- конечно. Слышал я такое, слышал.
- Прыгай, красавчик,- говорит она,- не пожалеешь.
- Да,- говорю я,- До какого-то момента.
- Ничего страшного не случится,- взывает она,- Ну разве что расшибешь башку.
- Я не хочу расшибать башку,- говорю я, отчаянно цепляясь за мягкие, прогнившие сосновые доски.
- Давай, солдатик, давай,- говорит она,- тебе же там не слишком удобно.
- Да делал я уже все это,- говорю я.-Двадцать лет тому назад. Почему я обязан повторять все с начала?
- А ты и вправду выглядишь вроде как старовато,- говорит она,- Ты что, контрактник или что? Спускайся, змееныш мой сладкий, спускайся.
Я то ли прыгнул, то ли нет.
* * *
«Все по заслугам,- думал я,- тут и возразить нечего. Что заслужил, то и получил».
Капитан сказал: «Сержант, причините вред этому человеку».
- Да, сэр. Какому из них?
- Тому, у которого красный галстук.
- Вы хотите, чтобы я причинил ему вред?
- Да, при помощи вашей винтовки М-16.
- Человек с красным галстуком. Синий костюм.
- Верно. Ну, за дело. Стреляйте.
- Черные ботинки.
- Да, сержант, этот. Вы что, тянете время?
- Мне сдается, он штатский, сэр.
- Вы отказываетесь выполнять приказ, сержант?
- Нет, сэр, я не отказываюсь, просто мне кажется, что я не смогу этого сделать.