Бельевр ухватился за это и просил, чтобы ему было разрешено развить в дальнейшем эту мысль, но для этого он должен сначала испросить специальных инструкций у своего государя. Это было ему разрешено, и посол удалился.

Когда он ушел, Елизавета и ее советники тяжело вздохнули. Бельевр нарисовал им такие перспективы последствий казни Марии, о которых до сих пор они даже и не думали.

— Я жила под вечной угрозой, пока Мария Стюарт оставалась на свободе, — сказала Елизавета, — я продолжала жить под угрозой, когда она попала в мои руки, и такое же положение вещей ожидает меня и после ее смерти. Я — несчастная королева!

— Вы напрасно изволите беспокоиться, ваше величество! — пытался утешить ее Валингэм. — Ваша особа находится в полной безопасности.

— Но как мне теперь быть с этими переговорами? Как отклонить вмешательство Франции?

— Вам нужно для отдыха переменить резиденцию, — ответил Бзрлей, — а ведение дальнейших переговоров возложить на меня.

— А мне поручить, — вставил Валингэм, — дать этому господину, равно как и всем любителям совать нос в чужие дела, подобающий ответ.

— Что же вы собираетесь предпринять? — спросила Елизавета.

— Заставить ответить население Лондона, всей Англии! — ответил государственный секретарь.

— Это не повредило бы! — заметил Бэрлей.

— Хорошо, я согласна на это. Принимаю ваше предложение, милорды. За каждое облегчение, которое вы сделаете мне в этом трудном деле, я щедро награжу вас.

Одновременно с переговорами с Францией происходили также переговоры с шотландским королем Иаковом.

Когда известие о процессе, начатом против Марии Стюарт, дошло до Шотландии, там в душах всех вспыхнуло возмущение против этого. Часть дворянства выразила его в письмах к Елизавете и Валингэму. В них содержались угрозы, заслуживавшие внимания.

Лишь сын несчастной Марии, король Иаков VI, казалось, не сочувствовал страданиям и мрачному будущему своей матери и ясно выразил это перед французским посланником.

— Ваше величество, — проговорил посланник, — обращение английской королевы с вашей матерью должно было бы возмутить вас до последней степени.

— Вы забываете, что я — король и что для меня важнее всего спокойствие моего государства! — возразил Иаков VI.

— Но ведь подданные вашего величества ничего не имеют против Марии Стюарт как матери своего короля! — заметил посланник.

— Нет, нет, не говорите мне ничего о бывшей королеве, — нетерпеливо ответил король. — Моя мать пожинает лишь то, что она посеяла.

Шотландский же парламент высказал иное мнение на этот счет и предложил Иакову VI объявить войну Англии.

Король ограничился тем, что написал письмо Елизавете, в котором просил английскую королеву держать Марию Стюарт еще в более строгом заточении, чем это было до сих пор.

Многие шотландские лорды, среди которых был и Георг Сэйтон, продолжали горячо убеждать короля заступиться за свою мать, но он относился очень холодно к их просьбам и решительно заявлял, что предпочтет видеть Марию Стюарт мертвой, чем решится поссориться с Елизаветой и лишиться, таким образом, надежды унаследовать от нее английский престол.

В это-то время в Шотландию и приехал граф Сэррей со своими спутниками. Он прежде всего отправился к Георгу Дугласу, который принял его с распростертыми объятиями. Сэррей рассказал, с какой целью он явился в Шотландию, и просил сообщить ему, какое настроение господствует при дворе и среди народа. Дуглас предупредил преданного друга Марии Стюарт, что трудно рассчитывать на успех его дела, и познакомил его со всем тем, что происходило в последнее время в Шотландии. Между прочим он упомянул и о том, что семья Сэйтонов совершенно удалена от двора.

— Мне нужно видеть сейчас же Георга Сэйтона, — сказал Сэррей.

— Поедемте к нему, — предложил Дуглас, — я буду сопровождать вас.

Сэйтоны были непоколебимы в своей привязанности к Марии Стюарт. Но глава семьи, Георг Сэйтон, несмотря на все старания, ничего не мог сделать для улучшения судьбы бывшей шотландской королевы: его сестры тоже оказались бессильными. Мария Сэйтон уже давно была больна: горе, всевозможные волнения, страдания за королеву и свою судьбу окончательно подорвали ее здоровье. Даже, остававшаяся дольше всех при Марии Стюарт, была всецело поглощена мыслью о ней и не переставала оплакивать несчастную королеву. В замке Сэйтонов царила грусть, которая еще усиливалась от зимней непогоды и замкнутой, уединенной жизни.

Вся семья была очень удивлена когда однажды вечером слуга доложил, что в замок приехали гости.

Георг Сэйтон велел просить неожиданных посетителей и был искренне обрадован при виде Дугласа и графа Сэррея. Сестры смутились, отвечая на поклон графа. Мария побледнела, а Джэн, наоборот, вспыхнула, как молоденькая девушка. Сэррей тоже не мог побороть свое волнение.

— Что привело вас снова в Шотландию? — спросил Сэйтон после первых взаимных приветствий. — Я думал, что вы вынесли уже достаточно много страданий в нашей несчастной стране и не захотите больше приезжать сюда.

— Правда, мне пришлось пережить много грустных минут в Шотландии, — ответил Сэррей, — но тут же я испытал и счастливейшие часы в моей жизни. Теперь же я приехал в Шотландию для того, чтобы сообщить Иакову Шестому, как дурно обращаются с его матерью.

— Он это знает! — мрачным голосом заметил Сэйтон.

— Да, но он слышал об этом от лиц, не видевших, как оскорбляют Марию Стюарт, а я сам — очевидец недостойного поведения Елизаветы. Я надеюсь, что мне удастся убедить короля спасти свою мать! — сказал Сэррей.

— Ах, если бы вы могли сделать это! — с тяжелым вздохом произнесла Джэн.

— Граф Сэррей может многое сделать! — колко заметила Мария Сэйтон.

— Благодарю вас за такое доверие ко мне, — поклонился Сэррей, — оно для меня тем более ценно, что я редко видел его с вашей стороны.

— Господи, — нетерпеливо воскликнул Георг Сэйтон, — я думаю, что вы уже настолько помудрели с возрастом, что можете говорить о серьезных вещах без всяких колкостей и шуток.

— Я и не шучу, милорд, — возразил Сэррей. — Однако скажите, каким образом я могу видеть короля? Говорят, что он живет очень замкнуто и доступ к нему труден.

— Обратитесь к любимцу Иакова, лорду Грэю, — насмешливо ответил Сэйтон, — если вам удастся попасть к нему в милость, то и король отнесется к вам благосклонно.

— Вы смеетесь, — заметил Сэррей, — но я действительно обращусь к нему.

— Это ни к чему не приведет! — пробормотал Дуглас.

— Я знаю, — продолжал Сэррей, что Грэй — враг Марии Стюарт и оказывает самое пагубное влияние на ее сына; тем не менее я надеюсь достигнуть через него того, чего желаю.

— Дай Бог! — недоверчиво пожал плечами Сэйтон.

После ужина, за которым присутствовали Мария и Джэн, гости разошлись по своим комнатам.

На другое утро Сэррей встал пораньше и вышел в столовую, надеясь увидеть Джэн и поговорить с ней наедине. Его надежды оправдались. Младшая леди Сэйтон, очевидно, тоже была не прочь повидаться со своим поклонником, и когда Сэррей вошел в комнату, то застал там предмет своей неизменной любви.

— Вы, вероятно, не думали, миледи, встретиться со мной после нашего последнего свидания и моего прощального письма? — обратился Сэррей к Джэн.

— Сознаюсь, милорд, что не рассчитывала видеть вас! — ответила Джэн.

— Ваш ответ заставляет меня спросить вас, довольны ли вы, что ваш расчет не оправдался, или жалеете об этом? — продолжал Сэррей.

— Не расспрашивайте меня, граф, — проговорила Джэн, — вам прекрасно известно, что именно заставляет нас всех страдать! Вы сами знаете, что я ничего не могу иметь лично против вас.

— Благодарю вас, миледи, за эти слова, — сказал Сэррей. — Поверьте, что только беспокойство за участь королевы принудило меня явиться к вам; ведь я знаю, что вы и не желаете встречаться со мной.

— Я очень признательна вам, граф, за вашу преданность королеве, — заметила Джэн. — Впрочем, я никогда не сомневалась, что до последней минуты своей жизни вы готовы служить ей.