— «Мой дорогой Саймон… — Он читал вслух, очень медленно. — Я обманывала тебя много лет. Сейчас ты должен узнать правду. Прежде всего я была верна не иностранцу. Мое задание в Гонконге выполнено. Я должна вернуться и продолжать нести службу там, где я живу. Мне очень жаль…»

Руки Саймона непроизвольно начали трястись. Рука сержанта тоже дрогнула — листок зашуршал.

Все это время Рид сдерживал дыхание. Сейчас он длинно свистнул и опустил голову.

— Дорогой мой, старина…

Саймон посмотрел на него, и, к своему замешательству, Рид увидел, что председатель Совета директоров «Дьюкэнон Юнг» улыбается. Глаза Рида сузились.

— Я думаю, — как бы невзначай произнес он, — что лучше всего, если мы сейчас отвезем тебя к доктору.

— У меня встреча. — Голос Саймона прозвучал легко, почти радостно. — В отделе реестра Корпорации.

— Это просто нелепо, Саймон.

— Ты арестовал меня, Питер?

Рид посмотрел на него и на мгновение заколебался. В его теперешнем состоянии Юнгу явно нужна была защита от самого себя. Его обнаружили в доме с двумя трупами, двумя жертвами убийства. Но…

— Нет, Саймон, ты свободен, — сказал он наконец.

Саймон взял со стола пачку документов.

— Спасибо, Питер. Тогда я поехал…

Когда Саймон вышел через парадную дверь, Рид подозвал сержанта и приказал:

— Не теряйте его из виду. Не то до самой пенсии будете регулировать уличное движение.

Чуть раньше пяти вечера того же дня в новом здании Верховного суда Саймон обратился к судье Ану с иском против Советского Коммунального банка.

За полчаса перед этим Цю сидел на скамейке в Саду адмиралтейства с кульком суси — для разнообразия — и уплетал японское лакомство, поглядывая на вход в здание суда. Он точно знал, что высматривал. Несколькими днями раньше бригада «Маджонг» с разрешения Пекина появилась в Гонконге, чтобы продемонстрировать силу и увезти из города то, что было необходимо. Тонкая сеть разведки, покрывавшая весь Гонконг еще с прежних времен, была теперь натянута до предела. Никто из других «игроков в маджонг», принимавших участие в партии с Цю, не мог двинуться с места без его ведома.

Цю был настроен сдержанно-оптимистично. Все шло, как и планировали. Воскресные экзерсисы в «Оушн-парк» были выполнены просто превосходно — и это учитывая крайнюю нехватку времени на подготовку. Ликвидацию Люков, без которой, к сожалению, нельзя было обойтись, агенты провели мастерски, не оставив никаких следов. «Маджонг» напрягал свои мышцы, готовясь к прыжку — к тому дню, когда спецподразделение примет под свое начало весь Гонконг. Механизм системы работал безупречно.

Благодаря этому механизму Цю узнал, как один из лучших лондонских адвокатов, доктор юриспруденции Ричард Хирн был остановлен в аэропорту Кай Так на пути в Англию и поспешно доставлен назад в отель «Пенинсула», где состоялась его встреча с Юнгом и его поверенным Алэном Сэндитоном. Далее последовал оживленный обмен корреспонденцией между отелем «Пенинсула» и «Линколнз Инн», в котором затем остановился Хирн. Был обговорен размер гонорара — Цю точно знал, какова сумма: ему сообщил об этом сотрудник отеля, отвечавший за телексы.

В кармане у Красного Дракона лежала пачка донесений, составленных коридорным, отвечавшим за уборку в номере Хирна. Цю нашел содержание этих заметок очень интересным. Похоже, что первоначальное отношение Хирна к своему клиенту — отчужденно-скептическое.

Со своего места Цю наслаждался видом на новое здание Верховного суда — высокой квадратной постройкой бледно-серого цвета, возведенной на склоне горы. Единственным ярким пятном его фасада был «Юнион Джек», установленный на уровне второго этажа, слегка колеблемый слабым ветерком. Рядом со своим соседом, величественным зеленым зданием «Дьюкэнон Юнг», обиталище Верховного суда казалось приземистым и безвкусным. Цю больше нравилось старое здание суда на Стэйтью-сквер, отличавшееся помпезным фасадом в римском стиле, увенчанное куполом, напоминавшим головной убор понтификов. После 1997 года потребуется провести несколько тщательно срежиссированных показательных процессов, и классическое здание из белого камня придаст спектаклям намного больше величия, чем эта «новая декорация» на Куинсвэй. После присоединения партия должна будет заняться пиратами, которые высасывали кровь из Гонконга долгие годы: так называемыми предпринимателями, бизнесменами, короче — пиратами, чья мораль извивалась потоком, через который нельзя перекинуть мост, потоком, протекавшим между законами, которым эти пираты лицемерно служили, и реальностью их жалких, ничего не стоящих жизней. Такими, как Юнг… Цю повел плечами, нехотя признав, что Саймон Юнг не так-то легко вписывается в эти шаблоны.

Красный Дракон посмотрел на часы. Пора сделать ход.

Он встал и вышел из сада, направляясь к пандусу эстакады через Куинсвэй с ее шестиполосным движением. Это место одновременно служило торговой площадкой, на которой расположилось множество магазинчиков. Прохожие и покупатели сновали во всех направлениях. Район был наводнен рыскавшими туристами, в поисках последней покупки на сегодня, клерками, стартовавшими по магазинам в конце рабочего дня, студентами, возвращавшимися с занятий. Никто не приостановился, чтобы взглянуть на Цю, шедшего на другую сторону улицы и жевавшего рыбные шарики. Китаец представлял собой незначительное, почти незаметное пятнышко в пестром пейзаже.

Когда Цю спустился по другому пандусу на южную сторону Куинсвэй, он заметил нескольких человек, сбившихся в плотную группу и двигавшихся вдоль короткого отрезка тротуара, отделявшего административное здание «Дьюкэнон Юнг» от Верховного суда. Саймон Юнг, Сэндитон, его адвокат, двое помощников поверенного и Хирн. Цю ускорил шаг и взбежал по парадным ступеням зала суда в вестибюль, где вошел в лифт и поднялся в приемную. Когда он вышел из лифта, китаец, сидевший в одном из кресел с черным виниловым покрытием, сложил свою газету и встал. Цю кивнул ему.

— Где? — спросил он.

— Двенадцатый этаж, зал номер двадцать один.

— Жди меня здесь.

Цю повернул налево и прошел через большие двойные двери, что вели к подъездной дорожке для машин к этой стороне здания. Он быстро осмотрелся. Справа от него два фонтана били из бассейнов с зеленоватой водой; площадка перед судом была пуста. Цю повернул налево и оказался на террасе, выходившей на Куинсвэй. Он оперся руками о парапет, сложенный из серого камня, затем медленно поднял их над головой и потянулся всем телом. Эта разминка была замечена многими парами глаз. Тихо и без суматохи расстановка людей на Куинсвэй и вокруг нее изменилась. Теперь стало невозможно приблизиться к зданию Верховного суда без того, чтобы не быть замеченным сотрудниками подразделения.

Цю поспешил в здание, взял своего гида под руку и сказал:

— Показывай, только быстро.

Двое мужчин поднялись на двенадцатый этаж и оказались в пустынном вестибюле. Справа была стена, от пола до потолка сделанная из стекла сероватого оттенка, слева располагались входные двери в три зала судебных заседаний и комнату для свиданий и допросов, которая представляла собой всего лишь уступ в стене, по существу нишу, отделенную от вестибюля перегородкой темного стекла. В вестибюле стояли два ряда темно-коричневых кресел с рамами из светлого металла, и витал застарелый запах табачного дыма.

Зал номер двадцать один находился в дальнем конце вестибюля, если считать от лифтов. Цю заглянул в него и нахмурился.

— Трудновато, — отметил он.

Зал был ярко освещен, а сосновые панели цвета меда усиливали впечатление света и пространства.

— Если вы сядете в самом дальнем ряду в углу, никто вас не заметит. Юнг и его спутники, адвокаты должны сидеть в первом ряду в центре.

Цю кивнул.

— Хорошо. Можешь идти.

Он пробрался к заднему ряду кресел, выискал самый темный угол и принялся с любопытством рассматривать все, что находилось перед ним. Он никогда раньше не бывал в западном зале суда. Помещение очень отличалось от тех, что он видел у себя на родине. Например, здесь не было больших табличек перед каждым местом, обозначающих, кто его занимает: судья, прокурор, обвиняемый и так далее. По какой-то неизвестной Цю причине кресло судьи возвышалось над остальными и стояло за своего рода барьером, словно предполагалось, что судья главенствует в этом зале, вместо того чтобы просто выполнять свою нелегкую работу и радоваться, что сам он пока не попал в переплет.