— И как это верно сказано! — Произнеся слово «верно», он недоброжелательным взглядом уставился на А-Кам, и та отпрянула на пару шагов, словно от удара. — Слушай меня, А-Кам: ты не видела здесь сегодня мистера Чжао, ты не видела меня! А теперь убирайся. И если не хочешь, чтобы отряд, который ждет на другой стороне Шамчуни до поры, чтобы перестрелять всех капиталистических бандитов, занялся и тобой, не подслушивай под дверью. — Он вдруг перешел на крик. — Ты все поняла?!

А-Кам исчезла.

Цю подошел к окну, в которое заглядывало раскаленное белое небо, и опустил венецианские жалюзи. В комнате сразу стало душно, но он, казалось, не замечал этого. Он уселся в плетеное кресло напротив Джинни, неотрывно глядя ей в лицо. Чжао сел на край стола, засунув руки в карманы, и, когда бы Джинни ни бросала взгляд в его сторону, она обнаруживала, что он смотрит на нее, рассчитывая и прикидывая что-то в уме.

— Зачем вы решились опозорить меня? — внезапно спросила Джинни. — Мой муж ждет меня на яхте. Пока будет стоять Гонконг, этот день все будут называть днем моего позора.

— А почему ты пошла на то, чтобы опозорить нас? — ответил Цю вопросом на вопрос. — Ты выросла выше самой себя, Ван Линьхуа. Ты забралась слишком высоко.

— Говоря «нас», ты имеешь в виду себя и Роберта Чжао.

Наступило напряженное молчание. Каждый из мужчин ждал, что ответит другой.

— У нас есть кое-что общее, — наконец загадочно ответил Роберт Чжао. — Но я здесь для того, чтобы блюсти твои интересы, Джинни. Следить за соблюдением правил игры.

— Зачем мне вступать в игры с кем-либо? Здесь, у себя дома?

— Короче говоря, я сопровождаю нашего друга Цю.

— Он мне не друг. И тебя не приглашали, Роберт Чжао. Тебе должно быть стыдно.

— Это мне должно быть стыдно? Возможно, я и обманул приятеля, но зато ты обманула своего мужа.

— Ты наглец, и я не верю тебе. Ты никогда мне не нравился. С этого дня никогда здесь больше не появляйся.

Он побледнел и отвел взгляд, но вскоре опять стал неотрывно смотреть на нее. Она притягивала его, как магнит. Цю сделал нетерпеливый жест.

— Мы были добры к тебе, — сказал он. — Возможно, Даже слишком добры. Мы вытащили тебя из шахт Сычуани, где ты была обречена на полуголодное прозябание. Потом — если этого недостаточно, — мы дали тебе образование. Мы послали тебя на работу в Гонконг, а когда ты попросила нашего разрешения остаться здесь, мы дали его тебе… на наших условиях, с которыми ты согласилась. Никогда не забывай, что ты урвала место из нашей иммиграционной квоты, Ван Линьхуа: за год число тех, кому мы разрешаем уехать, куда меньше количества императоров, правивших Поднебесной.

— У вас были на то причины.

— Мы отпустили тебя. Было время, когда мы очень уважали тебя. Кому еще удалось выйти замуж за богатого тайпаня? Кто еще обещал нам такие большие возможности?

— Я выполнила все свои обязательства, Цю Цяньвэй. Мне было трудно жить вдали от брата и сестры, нелегко жить с человеком, который доверяет мне, и знать, что я каждый день обманываю его. — «И вот теперь я горько сожалею об этом, — подумала она, — я не повторю эту ошибку». — И я делала то, что вы от меня требовали.

— Да, поначалу… Но уже прошло много лет с тех пор, как ты сама зарабатывала себе на рис. Я неверно выразился. Ты отрабатывала за рис для твоей семьи — сама-то ты хорошо устроилась.

— Моей семьи. Отнюдь не нашей общей семьи, как я понимаю.

— Ты сказала ему о том, что мы с тобой не родственники?

Джинни покачала головой.

— Хорошо. Хоть чему-то научилась. Но почему ты больше не выполняешь наши распоряжения?

— Потому что я больше не обязана делать этого. Я проинформировала руководство о том, что люблю своего мужа, и они согласились с тем, что я должна быть освобождена от заданий. Ты знаешь это.

— Разве? Возможно, ты спутала меня с кем-то, от кого избавились в период культурной революции, когда было уничтожено так много людей и документов?

Она взглянула на него и поняла, что ей не на что надеяться.

— Позволь, я напомню тебе о положении, в котором ты находишься, — предложил Цю. — У тебя в Китае брат и сестра. Само их существование зависит от тебя. В крайнем случае, то есть в случае твоего неповиновения мы не раздумывая расстреляем их и предъявим тебе счет за пули, которые мы изведем на них. Ты знаешь, что наши товарищи так и поступали… в Шанхае и во многих других местах. Стоимость пули, — он помолчал, будто высчитывал в уме, — пятнадцать фэней. — Он махнул рукой, обводя жестом великолепие убранства. — Хватит ли у твоего мужа, такого богатого, денег, чтобы оплатить и такую роскошь?

Лицо Джинни побелело. Казалось, стены душной комнаты наваливаются на нее, лишая сил, оставшихся для сопротивления Цю. Она взглянула на Чжао, но не встретила никакой поддержки с его стороны. На лице его застыло расслабленное выражение, которое можно видеть только или у очень богатых, или у крайне бедных людей: выражение полного безразличия ко всему, кроме собственной персоны. Лишь его глаза выдавали некую пристрастность и, глядя в них, Джинни впервые поняла, что он хочет ее как женщину. Она чуть было не расхохоталась — так это было нелепо: ей уже за сорок, она не очень красива и дважды рожала. Она посмотрела ему в глаза еще раз, и всякое желание смеяться у нее пропало. Секс не поддается никаким нравственным нормам — Чжао снедала похоть.

Цю снова заговорил:

— Но даже теперь мы готовы даровать тебе последний шанс. Мы не опозорим тебя, как ты выразилась. Ты притворишься больной, у тебя это хорошо получается. Ты можешь успеть на яхту к тому моменту, как она станет на якорь у Цим-Бэй-Цуй. В такой суматохе никто не обратит на это внимания.

Джинни оторвала взгляд от Чжао и вызывающе посмотрела на Цю.

— И что ты потребуешь от меня за это, Цю Цяньвэй?

— А вот что. Сейчас мы пойдем в кабинет твоего мужа. Там в стене у него есть сейф. Ты знаешь комбинацию замка? — Она отвела глаза в сторону, дав тем самым ясный ответ на вопрос. — Так вот. Внутри сейфа лежит его экземпляр контракта с Советским Коммунальным банком. Ты откроешь сейф, а мы покопаемся в нем. Потом ты снова закроешь сейф. Вот и все.

— Зачем это нужно?

Цю сморщил губы и помедлил с ответом. Он не собирался исключать ее из игры, как раз наоборот… Но он должен принять в расчет и Чжао. В этом Цю был вполне солидарен с Джинни: он не любил и не доверял Чжао.

— Существуют два варианта контракта, — сказал он наконец. — Вариант банка и наш вариант. Мы должны убедиться, что у твоего мужа правильная версия. Поэтому мы откроем сейф и проверим, так ли это. Тогда, Ван Линьхуа, честное слово, ты на самом деле будешь свободна.

Цю бросил быстрый взгляд на Чжао, но ничего не сумел прочесть в лице бизнесмена. Если она согласится, то надо будет отвлечь внимание Чжао, пока Красный Дракон подменит один комплект документов другим. На этот случай Цю приготовил несколько уловок. Но сейчас, снова взглянув на Джинни, он понял, что его задача пока что носит чисто умозрительный характер.

Джинни молчала довольно долго, прежде чем гордо вздернула свой подбородок и ответила:

— Нет!

Ее лицо было бледным как мел. Она напоминала Цю больного и напуганного ребенка, но это сравнение не пробудило в его сердце жалости.

— Ты отказываешься? — переспросил он.

— Я отказываюсь.

— Почему?

— Потому что теперь у меня есть муж. Человек, которого я люблю, уважаю и которым буду гордиться все оставшиеся мне годы. Мой долг ему слишком велик: ведь он простил мне все, и я должна как-то отплатить ему… хотя бы тем, что сохраню верность ему. А то, о чем ты говорил, все уже в прошлом. Оно принадлежит другому отрезку жизни.

Цю взглянул на часы.

— У тебя есть еще несколько минут, чтобы снова обо всем подумать.

— Мне не нужно думать. Я отказываюсь делать то, чего ты требуешь от меня.

Цю повернулся к своему спутнику.

— Ты хотел прийти сюда со мной. Ты предполагал, — я повторяю твои собственные слова, — что, может быть, будет лучше, если ты пойдешь со мной. Я полагаю, у тебя есть что сказать ей?