Доктрина Берюля была теоцентрической: «Бог, — по его словам, — является нашим началом и концом». Величие есть самый значительный из множества атрибутов Господа. Но Бог, о котором идет речь, не является «Богом философов и ученых» (Паскаль) — это Бог Откровения, обрамленный тремя чудесами веры (Троицей, Воплощением и Искуплением). Все эти чудеса сильно занимали Берюля; но, как замечает аббат Бремон, набожность побуждала его предпочитать Воплощение. Отсюда следует, что догмы и благочестие являлись для него и его последователей неразделимыми. Теоцентризм «О состоянии и почестях Иисуса Христа» является, следовательно, прежде всего христоцентрическим.

Этот христоцентризм является в высшей степени библейским, поскольку Новый Завет определял Христа как посредника между Творцом и его творениями и провозглашал, что отныне к Господу можно прийти только через Христа. К тому же христоцентризм может лишь направить набожность, которая молчаливо хранится в сердце и обращается к Христу. Именно здесь корень различий. Для Людовика XIII, кардинала Ришелье, для большинства католиков и протестантов того времени Бог справедлив, как король, и суров, как он же. Все они боялись ада. Бог Берюля, напротив, был Богом, воплощенным через любовь, осужденным и распятым за доброту, Богом прежде всего милосердным и любящим.

По своему значению этот образ Бога можно сопоставить лишь с системой Коперника или по крайней мере с народной набожностью. Наивное, пылкое поклонение сердцу Иисуса (Святому Сердцу) от святого Жана Эда (1601–1681) до Маргариты-Марии (1647–1690), подхваченное культом сердца Богоматери и ставшее чем-то вроде противоядия скептицизму эпохи Просвещения, явилось следствием объединения догмы и мистицизма, характеризующего основателя Оратории. За пределами доктрины он также предлагал своим сторонникам обет служения Марии, которого требовал от священников Оратории и который Гриньон де Монфор горячо проповедовал в своих миссионерских походах внутри страны. Еще он предложил обет служения Иисусу, мало соответствующий христианской свободе, проповедуемой протестантами, — наивную форму набожности, которую Берюль навсегда отметил знаком любви.

Пьер де Берюль, всегда проводивший мессу с бесконечным благочестием, «скончался в святости у алтаря» 2 октября 1629 года[29].

Хотя политическая компетентность Армана Жана дю Плесси и не была «даром врожденным или Божьим» (Ж. Бержен), Ришелье имел другой врожденный (или Божий) дар — честолюбие. Это честолюбие довольно рано проявило себя на поприще управления государством; вначале оно было честолюбием военным, потом духовным, связанным с обстоятельствами, часто выходившими из-под контроля самого их участника. Первый потенциальный Ришелье, возможно, добился бы успеха, несмотря на свое хрупкое здоровье, дослужившись, как минимум, до жезла маршала Франции (или гроссмейстера артиллерии, или генерала инфантерии, являвшихся высшими должностными лицами при короле). Второй Ришелье мог бы стать архиепископом Парижа или Лиона, духовником короля, кардиналом: можно быть кардиналом и входить в Королевский Совет, не обладая политической властью. Но выяснилось, что истинным был третий Ришелье, эфемерный государственный секретарь (1616–1617) и министр иностранных дел (1624–1642), «прогрессирующий результат опыта» честолюбца, свернувшего с предназначенного ему пути.

В 1588–1594 годах Ришелье живет в провинции, обучаясь в Сомюре, а на каникулы приезжая в отчий дом. Затем он продолжает обучение в Париже (1595–1600), зачисленный в аристократический Наваррский коллеж, знаменитый «золотой молодежью той эпохи» (Ж. Бержен), а живет, возможно, у адвоката Дени Бутилье, друга Ла Портов. В это время у него появляются два верных друга: Клод Бутилье, которого станут называть его «воспитанником», будущий сюринтендант, и его брат Себастьян, будущий каноник Люсона.

Анри дю Плесси, королевский паж, а потом дворянин парламента (палаты депутатов), с блеском представлен ко двору. Альфонс, средний, предназначен церкви и, очевидно, получит епископство Люсонское. А Арману, самому младшему, хочется, несмотря на слабое здоровье, стать военным. Поэтому он поступает в знаменитую Академию кавалерии, которой руководит Плювинель. Дворянин парламента, управляющий конюшней Его Величества, будущий автор «Королевского манежа» (1623), Антуан де Плювинель принимает в свое заведение молодых людей, предназначенных служить при дворе или собирающихся посвятить себя военной карьере, и обучает их фехтованию, танцам, верховой езде и, разумеется, хорошим манерам. В недалеком будущем Ришелье может надеяться получить полк.

Но в 1603 году Альфонс дю Плесси, назначенный епископом Люсона — епископального города, который Генрих III, а затем Генрих IV сохраняют за семьей главного прево, — отказывается от митры и решается стать картезианским монахом. Программа обучения Армана Жана меняется — так решает Анри. Арман должен незамедлительно готовиться принять епископский сан. Не важно, что у него нет призвания, его мнения никто не спрашивает. Тем более что диоцез — это больше, чем полк. Будущему прелату необходимо изучить философию. Его посылают в коллеж в Кальви, потом в Наваррский коллеж и, наконец, в Сорбонну, где он собирается сдавать бакалавриат по богословию[30]. Получая льготы, превращаясь в знатного вельможу и одаренного студента, будущий кардинал завершает цикл обучения к 1607 году. 17 апреля в Риме он посвящен в епископы кардиналом Живри. Все это может показаться читателю простым и легким, но на самом деле Рим задержал пожалование инвеституры Ришелье и каноникам Люсона, возражая против назначения слишком молодого епископа[31].

Зато пять или шесть месяцев, проведенных в Риме в 1607 году, заставляют Ришелье позабыть о своих ожиданиях и беспокойствах. Он осматривает город, учится понимать толк в искусстве, античном и современном, ощущает на себе влияние Италии. Параллельно его принимают в папском окружении, он беседует с Павлом V, принимающим его не как семинариста, а как «многообещающего молодого человека» (маркиз д’Аленкур), покоряет посла Франции[32] и просвещает французскую колонию. Но маловероятно, чтобы Павел V заявил: «Этот молодой человек станет однажды великим политиком». И если какой-нибудь знатный римлянин задумывался в то время о будущем Армана дю Плесси, «брата господина Ришелье»[33], то скорее он думал: «Этот юный епископ прославит церковь».

Возглавив диоцез в двадцать два года, то есть очень молодым, Ришелье уже считает, что о нем позабыли, когда в двадцать девять лет его избирают представителем духовенства на собрании Генеральных штатов в 1614 году. Это собрание, открывшееся 27 октября — всего несколько недель спустя после совершеннолетия Людовика XIII — и закрывшееся 23 февраля 1615 года после знаменитой речи епископа Люсонского, было не слишком успешным (король так и не выполнил данных обещаний), но немало помогло Ришелье. Вновь проявляет свое недовольство знать, и королева-мать в сентябре 1616 года отправляет в тюрьму того самого принца Конде, который недавно провозгласил созыв Штатов. Напрасно среднее дворянство требует отмены налога, выплачиваемого королю должностными лицами, и поднимает вопрос о продаже государственных должностей. Третье сословие так и не добилось внесения закона о независимости (от папы и императора) в фундаментальные правила, свод постановлений королевства. Духовенство безрезультатно требует принятия решений Тридентского собора. Дворяне, ожидавшие от Штатов «ослабления монархической власти» (Л. Бели), неприятно удивлены. В целом побеждает королева-мать. В 1615 году «испанские браки» — Людовика XIII с Анной Австрийской, дочерью Филиппа III, и Елизаветы Французской с будущим Филиппом IV — довершают ее дело и ее победу. Что касается епископа Люсонского, тут же назначенного духовником молодой королевы и секретарем королевы-матери, ему еще следует покорить короля, наследного принца с 1610 года, совершеннолетнего с 27 сентября 1614 года, сочетавшегося браком 28 ноября 1615 года, но еще находящегося в переходном возрасте…