Однако Мария Медичи мечтает также вернуть Францию. Королевство изменилось, но она этого не знает, а король, ее сын, обретший наконец душевный покой, не испытывает ни малейшего желания вновь видеть рядом с собой властную мать; Ришелье — и того меньше. Вот почему посредники, отправленные ею ко двору Франции, ничего не добиваются. Для нее лучше было бы вернуться во Флоренцию, в этом случае Франция определила бы ей достойное содержание, да и великий герцог Тосканский, говорят, был бы чрезвычайно счастлив принять ее у себя. Тем более что во Франции на все ее имущество наложен секвестр. Как продолжать проповедовать мир и возвращение к безупречному христианству, как утешать народы, не имея возможности содержать свой двор (королевский или хотя бы княжеский)? В то время это было совершенно невозможно, во всяком случае, невозможно еще долгое время. Чтобы свести концы с концами, королева-мать нуждается в субсидиях Филиппа IV и кардинала-инфанта, но помощь Испании не бесконечна, и оба брата «не расположены оказывать денежную помощь, если она сама не будет оказывать им пропорциональные этим дотациям услуги». И она не может больше рассчитывать на Месье, который — как и можно было ожидать — отказался в октябре 1636 года содействовать убийству Ришелье.

Сегодня находятся авторы, делающие из Марии Медичи нечто вроде христианской демократки; они забывают, что ее идетиксом было исключительно убийство Ришелье. В 1637 году она заключает договор с кардиналом-инфантом, чтобы набрать армию, способную напасть на Францию и избавить ее от кардинала; план проваливается, поскольку Ришелье смог переубедить графа Суассонского. Этот новый провал обескураживает Испанию. Король и кардинал-инфант обнаруживают, что их союзница надоедлива и неэффективна. Они пытаются от нее избавиться в августе 1638 года, в тот самый момент, когда она сама ищет средство избавиться от них. Ей приходится проникнуть без разрешения на голландскую территорию. «Отказавшись от силы, она хочет играть в дипломатию, чтобы попытаться подчинить короля, своего сына» (С. Бертье).

Вначале Соединенные провинции радостно принимают ее: разве она прежде всего не является вдовой Генриха IV? Но радость длится недолго: Мария Медичи совершает много ложных шагов и раздражает своей надменностью. Она слишком дорого обходится этой торговой республике. Они могли бы оставить ее, если бы их союзник король Франции пожелал поддержать достойное существование своей матери. Но Людовик XIII и Ришелье не изменили своей программы: королевство поможет королеве-матери, только если последняя решит поселиться во Флоренции.

Голландия тактично советует королеве Марии переплыть Северное море и попытаться найти пристанище в Англии, подле «своей любимой дочери Генриетты, обязанной оказать ей гостеприимный прием». Отделавшись от самых радикальных советчиков — особенно от отца Шантелуба, — вдова Генриха IV из непримиримой заговорщицы превращается в «смиренную просительницу»: она больше не желает Ришелье ни смерти, ни даже ссылки, она удовольствуется мирной жизнью где-нибудь во Франции, в провинции. Министр-кардинал не верит ни единому ее слову, но опасается, что мадемуазель де Лафайет и духовник Коссен упросят Людовика XIII пойти навстречу своей матери. Не решаясь в таком деликатном вопросе слишком открыто противостоять своей бывшей благодетельнице, Ришелье ловко мобилизует своих «воспитанников», и именно Совет будет умолять короля не превращать его королевство в арену для новых заговоров. Франция обращается с конфиденциальной просьбой к королю Карлу I не принимать у себя странствующую принцессу.

5 ноября 1638 года король Англии с большой помпой принимает в Лондоне свою надоедливую тещу. Но ее присутствие сильно его стесняет. Франция все еще отказывается содержать Марию Медичи. Англичане рассматривают беглянку как неисправимую и воинствующую «папистку». В мае 1641 года ситуация обостряется, и парламент настаивает, чтобы король отослал свою тещу. Ситуация разрешается, когда Ришелье дает согласие дать ей скромный пенсион, при условии, что она наконец вернется во Флоренцию. Действительно, 12 октября 1641 года Мария Медичи появляется в Кельне. Усталая, подавленная, растратившая британские деньги, служившие ей поддержкой, она решает остаться здесь. Она в католической стране, под покровительством курфюрста — архиепископа империи, недалеко от Франции, она связана со всеми заговорами. Она верит, что Людовик XIII, ее безжалостный старший сын, вскоре умрет, что она избавится от своего заклятого врага министра-кардинала и что Гастон — ее сын «с нежным сердцем» — станет регентом, главным правителем королевства, и вернет ей все утраченные права, почести и привилегии.

В Кельне Мария живет, как может, получая помощь от Рубенса, потом от курфюрста, потом «живя на подарки, ссуды, подачки. Все ее имущество заложено, занимать больше не у кого, она в отчаянном положении» (С. Бертье). Она умирает от гангрены, благочестиво, в окружении духовенства, «прижимая к сердцу распятие Карло Борромео», до конца оставаясь ревностной участницей движения Контрреформации.

Король и кардинал, стремясь соблюсти приличия, поспешат вернуть покойницу из ссылки. Она будет похоронена согласно обычаю в базилике Сен-Дени, в то время как ее сердце «соединится у иезуитов в Ля-Флеш с сердцем ее покойного супруга, Генриха IV».

Заговор Сен-Мара, составленный всего лишь за несколько месяцев до смерти Ришелье, полон темных мест, несмотря на свою общеизвестность. О нем сохранилось очень много суждений. Известно, как быстро превращается в романтического героя персонаж, «влекомый злою судьбою, над которой он не властен» (Жак Тюилье). «Миньон» становится бунтовщиком; бунтовщик — символом; придворный — глашатаем недовольной знати, к тому же «Сен-Map слишком красив, чтобы быть неправым» (П. Гаскар). На самом деле этот юный честолюбивый соблазнитель, которого Людовик XIII называл «Милый друг», испорченное дитя, увлекаемое своей судьбой, оказался способен на настоящее, но неосознанное предательство.

Его звали Анри Куафье де Рюзе, маркиз де Сен-Map. Он был сыном маркиза д’Эффиа, сюринтенданта финансов и маршала Франции, оказавшегося в «День одураченных» в правильном лагере и преданного кардиналу. Кардинал, стремившийся, как мы уже видели, влиять на короля посредством фаворитов, быстро заметил, что король неравнодушен к невероятному очарованию сына д’Эффиа. Прекрасный юноша был обласкан и осыпан милостями, должностями и почестями: капитан гвардейцев в пятнадцать лет (1635), хранитель королевского гардероба в семнадцать, признанный фаворит в девятнадцать, а 15 ноября 1639 года он назначен главным конюшим. Ему нет и двадцати, а он уже оказался на самой вершине двора. Его называют месье Главный. Он утончен, прекрасно воспитан. Это самый красивый молодой человек Лувра. Он наследует мадам де Отфор в ее завидной, но неблагодарной роли доверенного лица Его Величества. К тому же он отважен. В 1640 году он отличится при осаде Арраса; в 1642 году превосходно покажет себя при осаде Перпиньяна.

Но, будучи испорченным, слишком избалованным, слишком завистливым, Сен-Map не имеет ни терпения, ни искусности, необходимой для честолюбивого фаворита. С одной стороны, он разочаровывается в Ришелье, затем начинает его ненавидеть. С другой — он кокетничает, беззастенчиво пользуется слабостью короля, с трудом выносит его длинные монологи, его монотонные откровения, что вызывает ссоры и примирения, капризы, перебранки и повторные примирения. Людовик XIII имел дурную привычку слишком много говорить о своих бесчисленных трудностях в отношениях с первым министром. Он давал выход своему неудовольствию в беседах с папским нунцием, венецианским послом, отцом Коссеном, мадам де Отфор, Луизой де Лафайет; но его слушатели не имели дурной привычки делать далекоидущие выводы. Господин же Главный верит всему на слово. Он действительно верит, что король не может больше выносить тиранию первого министра. Он думает, что первый министр утратил доверие своего господина. Он уверен, что речь идет о близкой опале. И ему приходит в голову мысль, что он, маркиз де Сен-Map, мог бы наследовать кардиналу в должности.