Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ришелье повезло (в политическом смысле) в том, что некий крайне тщеславный человек назвал бы неудачей в плане социальном: он родился дворянином с военными традициями по линии дю Плесси, а по линии матери происходил из судейского дворянства и буржуазии. Из этого следует, что, во-первых, он мог гордиться происхождением из семьи старинной аристократии, что подтверждает мелкий подлог в начале генеалогического древа. Во-вторых, он не имел ни права, ни желания презирать дворян мантии. Он всегда был сторонником синтеза обоих сословий, превращая своих кузенов Ла Портов в губернатора, великого приора и маршала Франции.

Некоторые авторы считают его врагом мантии. Это неверно и нелогично. Большинство «воспитанников» кардинала были судейскими (или стали ими) — и большинство дипломатов на службе короля, и большинство информаторов, необходимых главному министру. Назначая верного слугу государства на какой-либо пост или повышая его в чине, он никогда не забывал подтвердить его благородное происхождение — по крайней мере дать ему один из титулов маркиза без маркизата. В своей, дворянской, среде он ценил только сторонников и преданных ему людей. В окружении равных ему он поддерживал Тюренна, но презирал его брата, герцога Бульонского. В чуждом окружении он не собирался ни унижать, ни превозносить высшую знать: он сражался с высокопоставленными бунтовщиками (Вандомом и Монморанси), но вознаграждал знатных верноподданных. То же касалось аристократии мантии. Ришелье не меньше, чем короля, раздражал эгоизм парламентских судей и их непроходимое упрямство, когда им не нравились королевские эдикты. Это не мешало ему использовать таланты Машо, Лаффема, Сегье, Лобардемона или будущего канцлера Мишеля Ле Телье. А ведь все эти люди, сотрудники короля и кардинала-министра, происходили из судейских.

Ришелье за сто лет до Монтескье знал или догадывался, что в основе монархии лежит честь. Наследственность, традиции, образование, начало карьеры научили его, что аристократия является стражем и гарантом этой чести. Сильному государству, о котором мечтал Ришелье, требовался фундамент из верности и чести. Требовалось заставить второе сословие понять это. Вместо того чтобы сражаться на дуэлях, пусть аристократия поставит свою шпагу на службу правителя! Вместо того чтобы культивировать свои различия, пусть шпага и мантия устроят мирное и чистосердечное соревнование в служении государству — каждый согласно своей компетенции, желанию и выбору.

ЭПОХА СВЯТЫХ

Нет, она была галликанской, эта эпоха, и янсенистской!

Верлен

Эпоха царствования Людовика XIII… была полностью христианской или отмеченной христианизмом.

Жан де Вигери

С Людовиком XIII на троне воцарилась набожность.

Жорж Гойо

«История церкви XVII века является, вопреки тем или иным видимым колебаниям, беспрерывной историей святости» (Р. Даррико). Речь идет об истории Франции. О периоде между XVI веком, знаменитым испанскими святыми, и XVIII веком, прославившимся святыми итальянскими. «Но святость не зависит от эпохи, напротив. Лучше двигаться от святости к эпохе, а не наоборот» (Ж. де Вигери).

Существует святость, признанная церковью — через беатификацию, а потом канонизацию. Есть также святость неканоническая, кроме того, существует святость тайная. Все эти три формы процветали во Франции между 1610 и 1660 годами, в самую созидательную эпоху. Эти пятьдесят лет оказали влияние на историю уже тем, что направили ее в определенное русло. Ришелье не управлял неизвестно чем неизвестно как; его управление страной осталось в памяти как особый период, сегодня представляющийся прекрасным или ужасным. Несомненно, ему было удобно окружить себя святыми. Эти люди не занимались политикой (за исключением Берюля, преуспевшего в этом лишь наполовину), но само их присутствие, их прямое или косвенное влияние являлось необходимым — особенно когда всемогущий министр «христианнейшего» короля сам являлся священником и князем Римско-католической церкви.

За два года до возвращения Ришелье в королевский совет или, если угодно, за шесть месяцев до того, как папа сделал его кардиналом, Григорий XV «приступил к одному из самых невероятных процессов канонизации святых, когда-либо происходивших на протяжении веков» (Р. Даррико). Никто из канонизируемых не был французом, но все они предлагались в качестве образца для Франции, где Контрреформация задержалась из-за религиозных войн. Они проявили себя если не на Тридентском соборе, то по крайней мере в своих делах. Это были Игнатий Лойола (1491–1556), «апостол нового времени», основатель ордена иезуитов; его товарищ Франсуа Ксавье (1506–1552), отважный миссионер; Тереза Авильская (1515–1582), реформатор и мистик; Филипп Нери (1515–1595), воспевший религиозное рвение. Три испанца, один итальянец. Не подумайте, что Григорий XV позабыл о Карло Борромео, благочестивом архиепископе Миланском. Его предшественник Павел V уже канонизировал его в 1610 году, словно Рим хотел обессмертить Тридентский собор, на котором блистательный Борромео был подобен неутомимому апостолу.

Подхватив это начинание, Франция стала плодить и создавать множество святых и блаженных. За Борромео последовали прелаты — например, Ален де Солминьяк (1593–1659), епископ Кагора. За Франсуа Ксавье миссионеры — Жан-Франсуа Режис и канадские мученики. За святой Терезой монахини — Жанна де Лестоньяк (1556–1640), племянница Монтеня и основательница ордена сестер Непорочной Девы Марии. Кроме того — если попробовать установить иерархию заслуг святых, — не следует забывать святую Жанну де Шанталь, бабку мадам де Севинье и основательницу ордена Визитации, Винцента де Поля и его ревностную помощницу Луизу де Марильяк, а также Жана Эда.

Параллельно тому, что можно было бы назвать официальной святостью, существует список потенциальных святых. Самыми известными среди них были кардинал де Берюль, основатель Французской оратории; Олье, кюре Сен-Сюльписа и основатель семинарии; отец Кондрен, преемник Берюля в генералитете Оратории; аббат Сен-Сиран, которого Ришелье в 1638 году заключит в Венсеннский замок. Между святыми канонизированными и незаслуженно забытыми нет какого-то явного отличия. Почему Римская церковь отказалась канонизировать Ольера, чья семинария выпустила сотни достойных священников и епископов, набожных и прилежных? Почему незаслуженно забыли Кондрена, назидательного мистика? Почему был забыт Пьер де Берюль, которому «приписывали сорок пять чудес, совершенных с помощью его заступничества»?

В эпоху Людовика XIII существовала и третья категория «святых», неканонизированных, небеатифицированных и не слишком известных. Жозеф Гранде, автор произведения, озаглавленного «Святые отцы Франции XVII века» (1897–1898), упоминает семьдесят «канонизированных» им святых. Половина из них принадлежат к епархиальному духовенству; вторая половина — к новым орденам: ораторианцам, лазаристам, сульпицианцам, выпускникам семинарии Сен-Николя-дю-Шардонне. А ведь Гранде в трех томах биографии занимается только священниками. Следовало бы пополнить его списки, добавив к ним епископов, монахов, монахинь и мирян.

Среди прелатов выделяются Бартельми Донадьё де Гриль, епископ Комменжа с 1626 года, и Жан-Батист Голь, епископ Марселя с 1642 года (я бы еще добавил кардинала Лионского Альфонса дю Плесси де Ришелье, старшего брата нашего героя). Среди монахов — Оноре Парижский (1566–1624), капуцин; дом Мишель Ружье, бенедиктинец, приор Ля Реоля с 1636 года; брат Фиакр Сен-Маргеритский (1609–1684), босоногий августинец из Парижа, предсказавший рождение Людовика XIV и его брата Филиппа Орлеанского. Среди монахинь, названных Бремоном «прекрасными аббатисами, которые меньше чем за тридцать лет восстановили в королевстве изрядно подорванный престиж ордена Святого Бенедикта» — Мари де Бовилье, аббатиса Монмартрская, Мадлен де Сурди, Луиза де л’Опиталь, Анна-Батильда де Арлей, Клод де Шуазе-Праслен, Лоране де Бидо, Мари и Рене Лотарингские, Франсуаза Шартрская (аббатиса Фаремутье), Маргарита Анженская…

6
{"b":"177115","o":1}