Добавим жажду упорядочивания (отсюда его преклонение перед «тремя единствами» Аристотеля), привычку приказывать (меценат в данном случае руководит больше, чем обычно), манию ссылаться на разум (еще один аргумент в пользу Аристотеля) и, наконец, возможность писать самому, делающая покровителя заодно и автором. Кардинал восхищается политиками-писателями: Цезарем, Цицероном, Марком Аврелием, Данте, Макиавелли. Его «Мемуары» едва ли принадлежат ему. Его «Политическое завещание», которое он так торопится издать, получит признание лишь после его смерти. Словом, если ему хочется получить похвалы на литературном поприще, следует попробовать писать театральные пьесы.

Ему будут помогать в этом три человека — Мере, д’Обиньяк и Демаре, авторы и теоретики, — четвертым станет тайный помощник, незаменимый аббат Буаробер. Мере (1604–1686), популяризатор «Поэтики» Аристотеля, до сего момента не слишком известен во Франции. Во вступлении к своей трагикомедии «Сильванира» (1631) он представляет себя мастером трех драматических «единств» (действия, места и времени), дающих автору лишь двадцать четыре часа и ни минутой больше (правило двадцати четырех часов). Затем, чтобы убедить публику, Жан де Мере применяет на практике свою доктрину при написании трагедии «Софонисба» (1634). Ришелье может лишь восхищаться им, тем более что пьеса прославляет правление и политику в античном Риме.

Аббат д’Обиньяк вот-вот придет ему на смену. Он пишет «Театральные приемы», замыслы которых черпает у кардинала. Его преклонение перед «единствами» Аристотеля не несет ничего нового. Зато — и вероятно, это внушил ему Его Высокопреосвященство — он жаждет, чтобы король открыто покровительствовал драматическому искусству и избавился от предубеждения по отношению к актерам. И, наконец, Демаре де Сен-Сорлен столь активно будет участвовать в театральных планах кардинала, что послужит ему в некотором роде подставным лицом.

На протяжении трех лет — 1635, 1636 и 1637 годы — пылкое и неловкое восхищение Ришелье театром принимает довольно банальный вид. В один прекрасный день рождается беспрецедентное начинание: театр пяти авторов, «пяти знаменитых поэтов», как их называет «Ля Газетт». Вокруг кардинала по его просьбе собирается несколько выбранных им поэтов — аббат Буаробер, Гийом Кольте (их мы уже знаем), Л’Этуаль, Жан де Ротру (автор пятидесяти пьес) и Корнель, которого Ришелье рассматривает как дебютанта с уже знаменитой репутацией.

По задумке кардинала, академик Шаплен пишет в прозе схему комедии, снабженную пометками и «причесанную» кардиналом. Затем каждый из авторов получает часть пьесы — один акт в стихах каждому. Результатом становится «Тюильрийская комедия» (1635), способствующая успеху Кольте, но не повышающая известности Корнеля. Она сыграна 4 марта и 16 апреля при дворе, вежливо ей восхитившемся. Авторам дается всего один месяц, чтобы написать и поставить свое задание. В 1636 году, «году Корби»[113], театр по понятным причинам несколько позабыт, но в январе 1637 года в кардинальском дворце играют вторую коллективную комедию (к пяти авторам присоединяется Мере) «Большую пастораль»; затем, в феврале, третью пьесу, «Слепец из Смирны». Нельзя сказать, что пьесы проходят с настоящим успехом. Идет война. Полыхают восстания против увеличения налогов. В городе ходят стихи против министра-кардинала, в которых осуждается автор, равнодушный к бедам, постигшим государство:

Очевидное поражение коллективных творений и неприятный спор о «Сиде», также относящиеся к 1637 году, заставляют Ришелье изменить тактику. Он не отказывается от сочинительства, не отказывается и от помощи профессионалов. Но отныне сочинять будут не пять поэтов, а один ремесленник, более или менее способный перенести на бумагу идеи своего покровителя. Эта формула, продолжающая сохранять анонимность Ришелье, послужит выгоде Демаре, отныне осыпаемого милостями признательного кардинала.

Демаре, «писатель, одаренный множеством талантов» (Луиза Годар де Донвиль), один из первых академиков, достаточно гибок, чтобы идти навстречу всем требованиям своего всемогущего покровителя. В 1638 году Демаре де Сен-Сорлен окончательно завоевывает Его Высокопреосвященство, громогласно — и без малейшей жалости — одобрив заключение в Венсеннский замок аббата Сен-Сирана. В 1640 году Демаре приступает к аллегорической комедии под названием «Европа» (1643). Ришелье всеми силами поддерживает его, тем более что этот проект прославляет Францию и великого министра. А из вступительной речи «в большом зале Кардинальского дворца» 14 января 1641 года на представлении «Мириам», трагикомедии, подписанной Демаре, всем становится очевидно, что здесь не обошлось без участия Ришелье.

Это день славы для Его Высокопреосвященства: он демонстрирует королю, королеве, двору великолепный зал для спектаклей, построенный Ле Мерсье, он празднует бракосочетание своей племянницы Брезе с герцогом Энгиенским; и, наконец, он позволяет себе тонко намекнуть, что «Мириам» — на самом деле его произведение.

Пьеса, похоже, навеяна «историей герцога Бэкингемского». Таллеман де Рео считает, что «Мириам» была задумана кардиналом, чтобы «разозлить королеву», виновную в том, что она поддалась слабости и строила глазки английскому соблазнителю Бэкингему, чему было достаточно свидетелей. Словом, трагикомедия — это зашифрованная пьеса, а ее представление становится со стороны кардинала настоящим объявлением войны.

Однако это не совсем так. Конечно, этот спектакль стал «публичным процессом» (Г. Гутон), за которым последовали две хвалебные страницы в официальной «Ля Газетт». Но это «публичный процесс» со знаком «плюс». Героиня пьесы, конечно, некоторое время колеблется между любовью и долгом, — как, вероятно, в свое время и сама Анна Австрийская, — но довольно быстро вспоминает о своей чести и государственных интересах. Это триумф долга, прославляемый Ришелье и Демаре. К тому же, зачем кардиналу в 1641 году злить королеву? С 1638 года, с рождения дофина (в 1640 году подкрепленного рождением Филиппа Французского), Ришелье, избавившись от Гастона Орлеанского и его амбиций, сближается с Анной Австрийской. Здоровье короля более чем сомнительно, кардинал, стремясь продолжить свое дело, готовит возможное регентство. Не стоит допускать, чтобы Гастон, ничего не получив напрямую, принялся добиваться своих планов косвенным путем. Отсюда использование Мазарини, настоящего джокера, если можно так сказать; отсюда общность интересов министра-кардинала с будущей и законной регентшей.

Таким образом, страсть кардинала к сцене способствовала организации публичного театра, увенчанного его пропагандой.

В 1636 году кардинал-инфант, «видя, что французские войска распространились от Адды до Самбры и что граница плохо охраняется[114], задумывает двинуться на Париж через долины Соммы и Уазы» (Г. Бодинье). Этот план рассматривается и другим кардиналом, Ришелье, особенно озабоченным победой в испанском Франш-Конте[115]: там принц Конде — отец победителя при Рокруа — напрасно старается взять Доль (29 мая-15 августа).

Пикардийские города, плохо защищенные и практически не снабжавшиеся провизией, не могут служить серьезным препятствием испанцам. Согласно Вуатюру, городки Ля-Капель, Шатле и Корби должны задержать врага «на многие месяцы». А они «продержались едва ли неделю». Людовик XIII обвиняет в некомпетентности Ришелье. Сен-Симон обвиняет Шавиньи, которого спутал с Сервьеном или с Сюбле де Нуайе. Ожидая суда истории, король и Его Высокопреосвященство в течение трех недель заняты обвинением в оскорблении Его Величества Рене де Бека, так быстро сдавшего Ля-Капель, и барона де Сен-Леже[116], губернатора Катле. 18 августа «их растянули на четырех лошадях, обойдясь с ними так, как они того заслуживали» (Ришелье). Три дня спустя сдается третий пикардийский город — Корби[117].