От своих предков Эндрю получил прекрасное наследство, которое стало основой его морской карьеры и помогло вырасти в великого флотоводца. Это были незаурядный интеллект, решительный индивидуализм, амбициозная самоуверенность, колоссальная энергия. Его мать передала ему доброту, шотландский здравый смысл, приветливость и чувство юмора. Сочетание этих качеств превратило Каннингхэма в незаурядную личность, его любили и уважали все. Взаимоотношения Каннингхэма с далеким и грозным отцом объясняют другую сторону его характера, которая оказала не меньшее влияние на его карьеру — отношение к дисциплине. Это было следствием давних кальвинистских убеждений. Конечно, «Дисциплина» была опорным столпом шотландской церкви во времена Джона Нокса. Однако многие соглашаются, что терпение, проявленное Эндрю при работе с жесткими автократичными начальниками, причем довольно успешной работе, скорее всего, было отражением его затаенного желания показать себя перед отцом. Ведь Эндрю никогда не отличался отцовским трудолюбием, по крайней мере в делах, которые его не интересовали. Как позднее писал он сам:

Каннингхэм использовал свои природные способности и подготовку в Фостере, чтобы легко закончить курс математики на «Британии». Он заканчивает его третьим. Однако нетерпение мешает ему справиться с иностранными языками, и общее место в списке оказывается значительно ниже. Записи в дисциплинарной книжке показывают, что мальчик оказался немного слишком шустрым, особенно когда к концу 15-месячного курса учебы его терпение порядком истощилось. Но Эндрю был достаточно разумен, чтобы не заходить в своих шалостях слишком далеко. Он всегда четко проводил границу между индивидуализмом и непослушанием. Когда в мае 1898 года обучение закончилось, поведение кадета Каннингхэма было оценено как «очень хорошее» — то есть он получил высшую отметку. В общем списке он стоял на десятом месте, имея «единички»[77] по математике и морскому делу, но только «двойки» по французскому и дополнительным предметам.

Теперь Каннингхэм продолжил свое обучение в море. По его собственному требованию он был направлен на Южно-Африканскую станцию. Во время путешествия туда на лайнере «Норман» Каннингхэм еще раз доказал, что он из молодых да ранний, когда уселся в салоне за стол Сесиля Родса и вдобавок обыграл этого великого человека во время шахматного турнира. После начала в 1899 году англо-бурской войны Каннингхэм высказал желание служить в бригаде морской артиллерии. Чтобы добиться своего, ему пришлось вломиться в каюту спящего флаг-капитана «Протеро Ужасного» и вырвать у него разрешение. Как потом говорил Каннингхэм, это был «самый смелый поступок» в его жизни. Однако инициатива Каннингхэма, как всегда, увенчалась полным успехом. Он участвовал в бою под Преторией, однако «Дэн» Каннингхэм использовал свои хорошие отношения с британским главнокомандующим лордом Робертсом, чтобы убрать молодого гардемарина с фронта. В результате Каннингхэм был вынужден присоединиться к своему отцу, когда тот покинул военно-санитарную комиссию, не сработавшись кое с кем из начальства. Каннингхэм оказался единственным уцелевшим гардемарином из состава бригады, который не был рекомендован к досрочному производству, несмотря на хороший отзыв командира бригады, отметившего его «хладнокровие, выносливость и энергию».

Каннингхэм завершил свое обучение на броненосце в составе Флота Ла-Манша, учебном бриге для юнг и большом крейсере. Это дало ему хороший опыт и позволило опять получить «единицу» по морскому делу, хотя не заложило серьезного теоретического фундамента. Исключая самые первые месяцы, Каннингхэм «практически никогда не имел хорошего наставника», а служба не оставляла слишком много времени для самоподготовки. Он самостоятельно добился зачисления на штурманские курсы суб-лейтенантов в Гринвиче, но был потрясен, когда получил всего лишь «двойку» по штурманскому делу. Не лучше он закончил и артиллерийские курсы на острове Уэйл. Каннингхэм всегда считал «Экселлент»[78], его явно бессмысленные учения и грубых инструкторов «ужасными». Однажды он дал прорваться своим чувствам и немедленно получил «неудовлетворительно» за поведение.

Зато он оказался более счастлив, попав в торпедную школу на учебном судне «Вернон». Тут он снова добивается «единицы», что означает сохранение места в списке выпускников. Однако путь на вершину этого списка был ему закрыт невысокими отметками по штурманскому и артиллерийскому делу. Каннингхэм избирает другой путь, который превращает его в не совсем обычного офицера. Все начинается в 1903 году, уже через несколько недель после получения первого офицерского звания суб-лейтенанта. Каннингхэма направляют на броненосец «Имплейкебл», входивший в состав Средиземноморского флота. Рутинная служба на большом корабле кажется молодому человеку «скучной и утомительной». Каннингхэм узнал, что на эсминец «Локаст» требуется старший помощник. «Я устал ни за что не отвечать, и обратился к старшему помощнику с просьбой попросить капитана о моем переводе. Я чувствовал, что они будут рады от меня избавиться, и помог им это сделать».

Командир «Локаста» лейтенант Э.С.Б. Даттон был человеком, которому трудно угодить. Однако он предоставил Каннингхэму широкую независимость, требуя поддержания чистоты и эффективности корабля. Предшественники Каннингхэма с этим не справились. Молодой суб-лейтенант вызов принял и заслужил одобрение командира. Даттон писал, что Каннингхэм — «трудолюбивый и способный офицер, хорошо справляющийся со своей работой, на которого можно положиться». Даттон стал своего рода образцом для Каннингхэма, который перенял у него высокомерное презрение к флотской бюрократии. Он буквально потряс своего следующего командира на эсминце «Оруэлл», швырнув неприятное официальное письмо в камин. Наказания не последовало.

В конце марта 1904 года Каннингхэм получает вторую нашивку лейтенанта. Он проводит пару приятных лет на учебных крейсерах, приводя в порядок собственные знания во время обучения кадетов. Он просто наслаждался ответственной работой и выполнял ее «умело и ревностно». В 1906 году он снова попадает к Даттону, который служит старшим помощником на броненосном крейсере «Саффолк». Командует кораблем «Рози» Уэмисс, будущий замечательный Первый Морской Лорд. Каннингхэм внимательно следит за своим капитаном, который представляет собой причудливую смесь вежливости и вспышек ярости. Уэмисс отмечает выдающиеся качества Каннингхэма и добивается для него назначения командиром нового «прибрежного эсминца». Torpedo Boat № 14 входил в состав резервного флота и имел кадрированный экипаж. Первый опыт командования собственным кораблем оказался очень успешным, и Каннингхэм становится командиром «Валче», старого угольного эсминца в составе той же флотилии. У него хватает нахальства сказать командиру флотилии капитану 1 ранга Реджинальду Тэрвитту, что считает такое назначение шагом назад. Тэрвитт был «заметно разозлен», однако он считал Каннингхэма «самым способным и умным командиром эсминца», поэтому при первой возможности он дает ему более новый эсминец «Рэубак». Но на этом корабле происходит авария котла, и перед Каннингхэмом начинает маячить перспектива возвращения на броненосец или крейсер, так как Адмиралтейство предпочитало не держать офицеров на эсминцах более 3 лет. Каннингхэму это сильно не понравилось, и он обращается за помощью к Тэрвиту, чтобы получить назначение, более соответствующее его характеру. И тут Каннингхэму крупно везет. В 1911 году он получает новейший эсминец «Скорпион» в составе 1-й флотилии эсминцев.

В очередной раз он попадает в подчинение к стороннику жесткой дисциплины. Командиром его флотилии оказывается патологический строевик сэр Роберт Арбетнот. Однако они сработались. Каннингхэм позднее написал об Арбетноте: «Я научился любить его и восхищаться им, он научил меня очень многому в смысле дисциплины. Он слыл жесткосердечным и бесчеловечным, однако никогда не требовал от людей того, что не мог сделать сам». Арбетнот в свою очередь отметил командирские качества Каннингхэма, его способность довести корабль до высочайших, иногда даже неразумно высоких стандартов. Арбетнот помог Каннингхэму избежать большинства рутинных командирских экзаменов и даже не потребовал его головы, когда вахтенный офицер «Скорпиона» допустил ошибку, и во время ночных учений эсминец столкнулся с парусником. Вероятно, Каннингхэм оказался единственным человеком на всей флотилии, который в середине 1912 года пожалел об уходе Арбетнота.