Синим движеньем строки наполнять молодые тетради,
Мерить шагами тропу, верить изгибу ствола,
И наблюдать облака и по-птичьи сидеть на ограде,
Вечером пить молоко возле простого стола.
Я не останусь в долгу перед иволгой этой и ульем,
Буду купаться, гулять, спать при открытом окне,
С вечера влажный балкон сосчитает плетёные стулья,
И налетит мошкара роем на лампу ко мне.
Клетка моя — наверху, и окошко моё — над карнизом:
Снизу слышны голоса двух полукруглых террас,
Слышно, как плещется чай под фарфоровой рокот сервиза
И наполняется тишь ласковым кружевом фраз.
После обеда в июле — как в рощу зашедшее стадо —
Там белобрысый пастух лёг под берёзу вздремнуть,
На развороте листа заснула моя Илиада,
И позабыло перо долгий гекзаметр загнуть.
В те баснословные дни, когда измеряли покосом,
Синью возможной грозы, квасом и осами день,
В те необъятные дни не лгали тележные оси
Скрипом гружёных возов вторя заботам людей.
Те вечера в колпаках светились, как память чужая —
Наши — окрошка и лёд, наш золотистый балкон,
Наш неописанный рай, куда налегке приезжали
И через лес прошагав, видели свет из окон.
Нынче и вспомнить нелепо, как те вечера мемуарны —
Словно вздувал самовар там голенищем Гомер,
Словно фонарь не мигал на хвосте у вагонов товарных,
А хоронился в лесу с огнивом Пан-старовер.
Кожаных сто корешков светились за стёклами шкафа,
Свечки тенистый уют в спальне горел, как Шенье,
И наплывал парафин, и на бронзу зелёную капал,
Словно в прохладе стиха было просторно в семье.
Время, сквозь летний диктант ускользало, неслось и струилось!
Вязло в душистой смоле, в диком овраге росло,
Были светлы вечера, и замедленно солнце садилось,
И молодой березняк влагой шумел, как весло.
Что необъятнее лет, баснословных, как этот гекзаметр:
Этот далёкий пейзаж древнее пишет перо,
Даже и солнце сегодня смеётся другими глазами,
Кстати — и полдень забыл, как по-французски — ведро.
Только быть может — прочтём с отливающей воском страницы,
Локтем стыдливо прикрыв тот золотистый обрез,
Как тёмно-бурую шишку клевали носатые птицы
И пробирался меж хвой утренний пурпур небес.
Словно навеки смола отгорела на синем пороге,
А незадачливый день рукопись сжёг на свече,
Словно былые угодья покинули старые боги,
Словно и дятел стучит в необратимом ключе.