В дороге Он ехал на машине из Милвоки, Железный снег бил в правое стекло, Отроги гор в белесой поволоке Молочной дымкою заволокло. Асфальт покрыла ледяная корка, Темнеет лес и фосфором пестрит: По радио сказали из Нью-Йорка, Что путь по Пенсильвании закрыт. Потом он слушал музыку и думал О тайне детства, вспоминал стихи, Чтоб в ритме усыпляющего шума Не раствориться, воле вопреки. Мелодия плывёт из аппарата, И в том, как хлопья оплывают вниз, Обещана рождественская дата И тот румянец, яркий, как сюрприз. Дома Когда мы на святках заходим к знакомым На свет из окошка, на игры стекла, Рождественской дочерью старого дома Нас хвоя встречает и тешит смола. Мерцающий уголь вздыхает кармином, Пенатов покличем — пенаты придут, Румянцем сияют камены каминов, Гадают сивиллы и пряжу прядут. Когда мы к друзьям забегаем в кристаллах Летучего снега на десять минут, К нам сёстры выходят с приветом весталок, Часы отменяют и в детство ведут. Последний перегон При въезде поругавшись с полицейским, Затор кляня и веки разлепив, На буферах бесперебойной цепи Вливаюсь в город, как в родной тупик. Въезжаю в город с гулкими мостами, Осоловев от ночи за рулём, Протягиваю деньги на заставе Служаке, озарённому стеклом. На перекрёстке светофор знакомый В трехцветную играет чехарду: Ещё, наверно, не вставали дома, И я как раз на завтрак попаду. 1979 Фотографические строфы Наш солнечный отпуск запаян В игольчатый хвойный кристалл, И речка извилистым краем Струится по этим местам, И влагу её перспектив Глотает цветной объектив. А я в постоянной заботе О прихотях летней строки, В походе на фотоблокноте, Как в шашки, играю в стихи, Стремнины пишу и коряги И приступы пенистой браги. В серебряном горле ущелья, На выступах влажных пластов, Берёз молодые качели Зарю застигают врасплох, И вьётся, в камнях трепеща, Тенистая пропись плюща. По оспинам каменной бани Из щели сочится родник, А листья одними губами Плетут нескончаемый миф, И капель спектральное сито На тёмные падает плиты. Палитра могучего лета, Где утренний завтрак тенист И где изумрудного цвета Ветвится и пенится лист, Где горлинка ухает гулко И свежая светится булка, Где шороху старого вяза Оставлен широкий простор И робкие блики Диаза Сквозь листья бегут на фарфор, Где в солнечном спектре утра Тончайший налёт серебра. Сказать ли? В причудах палитры Ты толк понимала не зря — Бывало, бобры или выдры Являлись ни свет ни заря, Вон, видишь, и дятел затих И глазом косит в объектив. Бывало, янтарное пламя Глядит в каменистое дно, А ты уже лезешь на камень И краски берешь в полотно, И в диск голубого стекла Смолистая плещет игла. В погоне за новой удачей За камнем в дубовой тени Почти баснословная зрячесть Хрустальные строила дни. И белый каскад водяной Светился у нас за спиной, Стремнины алмазное жало Пронзало зелёный наряд, И камеру ты заряжала, На мох положив аппарат, А после вносила в блокнот Накопленный опыт охот. Сказать ли? Влюбленностью плёнок Был вылеплен утренний лес, А твой объектив, как ребёнок, В любые опасности лез, Взбирался, бывало, неистов, На самый рискованный выступ. Кусочки твоих биографий Врастали в каменья и мхи, Окошки цветных фотографий, Как грации, были легки, Как призраки, тихи. Бывало У речек ты их забывала. Бывало, на синем экране Ущербная блекнет луна, Ольха предрассветною ранью Из водного смотрит окна, И стайка испуганных коз Скрывается в бровке берёз, Бывало, сияет осина Узором своим вырезным, А ночь, промочив мокасины, Идёт по полянам лесным, По тёмным камням бородатым Вослед за твоим аппаратом. Ты мифы камней осязала, Гремучий и пенистый бой, Лесистую бровь Оссиана И дантовский камень рябой. И пруд этот, ряской покрытый, И флегму коров Феокрита. Бывало, рогатые фавны К тебе подходили в упор, А бук, этот пращур державный, Глядел на крутой косогор, На глыбы гигантского роста. На ласковых фей Ариосто. Бывало, о пушкинской прозе Мечтала, предчувствуя кадр, Был пруд, как строка, грациозен, И дуб по гомеровски стар, А зренье твоё обострил Старинный Протей мимикрий. Проделки влюблённого Цейса, Эмульсий сквозных кружева — Большая природа — в процессе Своих превращений — жива, И брёвна плавучие вертит В воронках своих диалектик. А дома — улов разбирая, Меняя звено на звено, Мозаикой летнего рая Заставим сиять полотно. Тебе диктовала свобода: Гляди, понимай, не спеши — Казалось, не ты, а природа У Цейса училась в глуши, Училась свирели лесной И шуму воды ледяной. И стала созвездию равной, И озером стала лесным, Ты — хлебом кормившая фавнов, В лицо узнававшая нимф, Ты стала лесной Мнемозиной, Ты летней Психеей была, Ты бабочку изобразила Дыханьем цветного крыла, Как будто бы в летний дневник Запаян светящийся миг. Как будто цветной мотылёк На тёплой ладони прилёг. 1977 |
