Пикассо Пикассо Когда мне было восемнадцать лет И я увидел мир его полотен — С тех пор в искусстве я не беззаботен И душу мне пронзает жесткий свет. И я гляжу, как мальчик, вновь и вновь На этих красок и раздумий пятна — И половина их мне непонятна, Как непонятна старая любовь. Но и тогда, обрушив на меня Своих могучих замыслов лавину, Он разве знал, что я наполовину Их не пойму до нынешнего дня? Так вот, когда одну из половин — Я это знаю — создал добрый гений, Каков же будет смысл моих суждений О той, второй? Что я решу один? Нет, я не варвар! Я не посягну На то, что мне пока еще неясно, — И если половина мне прекрасна. Пусть буду я и у второй в плену. Девочка на шаре
Не тогда ли в музее — навеки и сразу, В зимний полдень морозный и синий, Нас пронзило отцовское мужество красок, Материнская сдержанность линий. Не тогда ль нас твое полотно полонило — Благодарных за каждую малость: Мы видали, как вечная женственность мир Из мужского ребра создавалась. Но не думали мы про библейские ребра, Просто нас — до плиты до могильной — Научил ты, что сила становится доброй И что нежность становится сильной. Нищий ужин Читатель мой! Ты снова обнаружен, Как истинный ценитель. Мы должны Пойти вдвоем, взглянуть на «Нищий ужин На руки мужа и глаза жены. И ты поймешь — сын трудового класса, Что старую клеенку на столе Сжимают руки самого Пикассо, Натруженные в страшном ремесле. «А тот кто в искусстве своем постоянен …» А тот, Кто в искусстве своем постоянен, Кто дерзок в раздумьях И ереси прочей, — Его никогда Нe боялся крестьянин, Его никогда Не боялся рабочий. Боялись его Короли и вельможи, Боялись попы, Затвердившие святцы. И если подумать, То — господи боже! — Его кое-где И поныне боятся. Матадор Нет времени, чтоб жить обидой И обсуждать житье-бытье. Вся жизнь его была корридой, Весь мир — свидетелем ее. Честолюбивое изгнанье Не прерывало вечный бой Под солнцем трех его Испании И той — единственной, одной. И сквозь слепящее столетье Он на быка гладит в упор Никем и никогда на свете Не побежденный матадор. 1961—1968 Западный пейзаж В разноцветном лесу, в воскресенье, Молодежь разжигает костер, И неведомо ей опасенье, Что безумный художник — хитер. Только старость почувствует это, И уже не обмануты мы Бурным праздником красок и света Этим пиром во время чумы. 1965 Зимой у Академии художеств Вместивший стыд и срам Условных зуботычин — Искусства старый храм Вполне реалистичен. Но не боясь угроз, На окнах — ради ссоры — Нарисовал мороз Абстрактные узоры. 1965 К портрету Отчетливо-твердо Представилось мне: Такому бы черту На добром коне Лететь в бездорожье Навстречу врагу. А проседь похожа На бурку в пургу. 1966 Автопортрет Как эти злые краски хороши: Там боль и гнев лежат у изголовья, И проступает — сквозь болезнь души Улыбка плотоядного здоровья. 1965 О переводах Для чего же лучшие годы Продал я за чужие слова? Ах, восточные переводы, Как болит от вас голова! А. Тарковский Уж если говорить о переводах, Которым отдал я немало лет, То этот труд — как всякий труд — не отдых, Но я о нем не сожалею, нет! Он был моей свободою и волей, Моею добровольною тюрьмой, Моим блаженством и моею болью — Сердечной болью, а не головной. Пытаясь современными словами Перевести восточный старый стих, Я как бы видел древними глазами Тревогу современников своих. И так я сжился с опытом столетий, Что, глядя на почтенных стариков, Невольно думалось: ведь это дети — Я старше их на столько-то веков! |
