«И все равно от слова или звука…» И все равно от слова или звука, От правды или только от любви, Судьбу свою печальной не зови, Пусть это не страдание, а мука… Холодное, далекое, лови. И верь без умысла, и верь без сожаленья (О как расчетливы обиды и сомненья) – Холодной и прозрачной темноты Не бойся. Этот призрак – ты. «Что, если все в тебе – мятежность и покой…»
Что, если все в тебе – мятежность и покой, И то, о чем совсем не надо слов… Что, если ты, измученный такой, Опять простить (в который раз?) готов. Не надо пить вина, В нем тоже правды нет. Так лучше. Ключ к сердцам умышленно затерян. Так лучше. Тишина И зябкий лунный свет, Который, как и ты, изменчив, грустен, верен. «От возможных друзей, от возможных обид…» От возможных друзей, от возможных обид, От возможного, все-таки, полупризнанья, От возможного счастья так сердце болит… – До свиданья. Проезжали игрушечный мост над рекой, И откуда, откуда он взялся такой В этом городе грустно-знакомом? От возможных ошибок… Пожалуй, не надо. И опять, и надолго молчанье. Слишком рано закрылась калиточка сада Перед тоже как будто приснившимся домом. – До свиданья. «И вернулось голубое, лунное…» И вернулось голубое, лунное, Потушило солнца красный свет. И любовь вернулась однострунная, (Та любовь, в которой счастья нет). Мы с тобой живем полузастенчиво, Провожаем с грустью каждый день. Любим город наш туманный и изменчивый, И стихи, и позднюю сирень. Есть другое, темное, влюбленное, Я о нем давно не говорю. И опять: усталые и сонные…. И опять: за все благодарю… «Как много еще непрочитанных книг…» Как много еще непрочитанных книг, Как много людей привлекательно-новых. И как этот город прозрачно-велик (Прозрачнее всех городов). Но только – от этих тюльпанов лиловых, От сумерек белых усталого дня, От верности тем, кто не знает меня, От смутных предчувствий и снов… От правды, которой нельзя повторять, От этого, вот, ясновиденья скуки… Так жалко опущены сильные руки, И нечего, нечего делать опять. «Еще осталось в жизни суховатой…» Еще осталось в жизни суховатой Немного правды и немного скуки. И то, в чем мы по-детски виноваты, Наказаны и прощены… Еще остались в этой жизни сны (Мне часто снятся ласковые руки…) Так постепенно, грустно-неизбежно Открылся мир – жалеющий и жалкий… И только пахнут гниловато-нежно Уснувшие, от теплоты, фиалки. «Не та любовь, конец которой счастье…» Не та любовь, конец которой счастье, И не тоска, конец которой сон… Но равнодушие, но холод беспристрастья, Но сумеречный свет от трех окон. Скорей бы наступила темнота… (А в ней к утру распустятся каштаны.) Зачем мы поняли – так грустно и так рано, Зачем мы поняли – не та любовь, не та, И боль не та, которой смерть конец… Но равнодушие нетронутых сердец, И что-то в них, чему и я поверю, Все потеряв, и пережив потерю. «Не надо трогать слово: благодарность…» Не надо трогать слово: благодарность, Ведь лучшего на свете не найти. – В большом кафе, рассветном и угарном, Остались те, кто позабыл уйти. И оттого, что мне их жаль немного, И оттого, что я не лучше их, Такое слово стало стыдно трогать… «О заблудившейся любви…» О заблудившейся любви, Без воплощенья, без слиянья… В которой даже нет страданья И права на него. Что перед ней слова твои И злобные, и дорогие, Но так случайно не другие? – Не значат ничего. Я буду ждать, чтоб все сгорело, И в пепле, в сумерках, в дожде Пойму, зачем, и в чем, и где Мое печальнейшее дело. «Так гасят елочные свечи…» Так гасят елочные свечи, Так укорачивают встречи, Перестают любить. Так видят: листья все опали И солнца больше нет. Так расстаются без печали И продолжают жить. Так покоряют сердце скуке, Так – в жизни исчезают звуки И проникает свет. |
