«В нарядной витрине холеные розы…» В нарядной витрине холеные розы и елка в густом серебре. Течет по стеклу ручейками вода – холодные, крупные слезы. Как празднично и как темно в декабре. Торопятся все – неизвестно куда… А там, возле моря, есть домик с верандой, в нем пахнет смолой, эвкалиптом, лавандой. Там люди живут без усилья, без позы. Там даже и в зимнее время светло… И бьется, как птица крылом о стекло, мистралем гонимая ветка мимозы. «Такая тишина кругом…» Такая тишина кругом, как будто мир смертельно болен и спит тяжелым чутким сном. Вдали, в блестящей снежной вате, как елочные украшенья, часы туманных колоколен… К чему теперь мечты пустые, когда так близок час решенья и помнишь только о расплате… Как будто силою внушенья рванулись стрелки золотые на ярко-синем циферблате. Цюрих «Переводя через дорогу…» Переводя через дорогу слепого с белой палкой, глухую ощутить тревогу… Застенчиво молиться Богу молитвой скудной, жалкой. Суметь друзьям своим простить упреки и советы за то, что было – в том, как быть… Любить чужих детей. Дарить игрушки и конфеты в предпраздничной тоске… Считать, как мелкие монеты в протянутой руке, минуты радости случайной… Встречая, провожая дни, без цели, но с надеждой тайной – той, что отчаянью сродни. «Хотелось умереть на поле битвы…» А.С.Б. Хотелось умереть на поле битвы за правду, за свободу – и за то, что ищут все и не нашел никто. И вот, ни завещанья, ни молитвы. Кому мне завещать – и что? Молитвы я не знаю тоже (молиться учит с детства мать). И пусть для нас есть в слове христианство то, что всего мучительней, дороже – бессмертье для меня лишь темное пространство, которого сознаньем не объять. Ни горечи, ни слез, ни жажды мщенья, ни слишком легкой жалости к себе. Лишь страх… И грусть о том, что в заключенье не у кого просить прощенья и нечего сказать тебе. СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ И ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ 1945 Не правда ли, такие облака Возможны только на парижском небе… Такая вдохновенная тоска При тихой мысли о насущном хлебе. Гулянье. Елисейские поля. Защитный цвет толпы. Попоны, флаги. Но сердце, как осенняя земля, Уже не впитывает влаги. Блеснет слеза, не падая с ресниц, А в воздухе жара и Марсельеза, И дальше лица, пена бледных лиц, Как море за чертою волнореза. Высокий человек с биноклем у окна Смеется, что-то говорит соседу… Эх, хорошо, что кончилась война, Что празднуют свободу и победу. На торжество разобраны места (Герои фронта, тыла и изгнанья). Да. А для нас свобода – нищета И одинокий подвиг созерцанья. «Свободны мысли от гипноза…» Свободны мысли от гипноза Высокой выдумки своей. У южных вилл цветет мимоза Тяжелой нежностью ветвей. Как озеро белеет море… Бьет колокол, — который час? И даже в отвлеченном споре Ничто не примиряет нас. Все неустойчиво и ясно. Усилие всегда напрасно, Жизнь праведна и жестока. На берег вытянуты Сети, Все помнит о минувшем лете, Мечтает и грустит слегка. «Мы не заметили – почти пришла весна…» Мы не заметили – почти пришла весна, Мы не заметим, как опять настанет лето, Нас ранней осенью разбудит тишина… Но как же, как принять, как примирить все это? С моей же тяжестью и тела и ума Мое и легкое и светлое дыханье – Мое всегда со мной, но где же я сама? Я часто говорю: свобода и страданье, Ты отвечаешь мне: любовь и красота. И это где-то есть. Я знаю. Несомненно. Но в нас слова не те. Но наша жизнь не та. И страшно привыкать спокойно, постепенно… …К тому, как медленно меняются цветы На грядках неживых приветливого сада, К тому, что все нужней и непонятней ты, К тому, что хочется все больше теплоты, К тому, что все понять, пожалуй, и не надо. «Ни сил, ни надежд, ни желаний…» Ни сил, ни надежд, ни желаний… И не возвратится опять. Есть мысли — почти завещанье, — Но как и кому завещать: Взволнованность, выдумку, нежность Миражную моря безбрежность И пальмы у розовых дач, Причудливых лоз равномерность, Безумие, бедность и верность Безрадостный смысл неудач… И то, что похоже на чудо, — Почти совершенно в себе Тяжелую близость (откуда?) И память о Вашей судьбе. |
