Что происходило дальше, Елизавета помнила с трудом, для нее это было как страшный сон. Его объяснения в любви и попытки обнять ее и наконец на ее решительное нет, его сильные руки на ее плечах. Что могло последовать за этим, страшно было даже предположить, но дверь вдруг с грохот слетела с петель, и выбивший ее Никита с холодной решимостью в глазах ввалился в комнату.

«Я спасена», — только и успела подумать девушка. «Ничего страшного еще не случилось», — с небывалым облегчение подумал Добровольский в один миг увидевший и злость в глазах Бурковского, и страх и надежду в его лице в княжне. Полковник медленно убрал руки с ее точеных плеч и зло бросил:

— Вас сюда никто не приглашал. Подите прочь!

— А Ваше общество не нравится Елизавете Николаевне. Идемте со мной, Елизавета, — и офицер протянул дрожащей девушке руку.

— Никуда она не пойдет, мы еще не закончили.

— Что? — Никита не мог больше сдерживаться, взорвался, — Мерзавец, да как ты посмел к ней прикоснуться. Мразь, скотина, — и прежде чем противник что-либо ответил, Добровольский хорошим ударом сбил его с ног и на несколько минут от правил в нокаут. Все — таки секция по борьбе, которую он не так охотно, как например, фехтование, посещал в кадетском корпусе, ему пригодилась.

— Идем, быстро, — бросил он застывшей от ужаса княжне, — нам нельзя здесь оставаться. Руки чешутся вызвать его, но ведь не согласится Андрей Павлович, испугается, а меня на гауптвахту отправит. Нужно уходить, сейчас же.

Паша наскоро помогал ему собраться, прихватил кое-что с кухни, принес теплый плащ, запряг лошадей. Это он увидел, как Елизавету вели к Бурковскому, он же предупредил Никиту и отвлек адъютантов, дежуривших у входа. Благодаря верному другу, Никита успел как раз вовремя. Словом, через десять минут после драки Елизавета и Никита покинули лагерь. Благо, что Никиту никто не видел в доме полковника, все произошло в доли секунды, а поднявшаяся суматоха помогла беглецам незаметно исчезнуть.

Почти весь день они ехали молча, оба устали, хотелось есть, спать, просто отдохнуть от этой бесконечной и к тому же опасной дороги. Гражданская война была в самом разгаре, боевые действия велись на всех фронтах. На севере на Петроград наступал Юденич, на юге громил красных Деникин, только на востоке армия адмирала Колчака сдавала позиции, в целом Белые были сильны как никогда, это несколько облегчало задачу, но доставить Елизавету из центра Кубани в Крым было непросто.

После того, что случилось назад в Первый офицерский полк Никите дороги не было, но это его мало волновало, молодого офицера примут в другой, Никита был в этом абсолютно уверен, и мечтал попасть под командование Деникина в самое пекло. Ведь то, что он делал сейчас, было невыносимо. Он вез свою любимую в Крым, чтобы навсегда отправить ее к тетке во Францию.

Молодому человеку было невыносимо думать, что скоро он больше никогда не увидит ее. Судьба вновь странным образом переплела их судьбы, он спас ей жизнь, теперь они навеки связаны этой невидимой нитью и, конечно, его любовью, необъятной любовью к этой девушке, которая росла день ото дня, пока всю эту зиму и весну, Никита узнавал Елизавету и понимал, что гибнет окончательно. Елизавета заполнила все его существо, всю душу, но как уберечь ее среди хаоса и смерти войны?!

Единственный шанс — эмигрировать из России. Несмотря на все его чувства, он понимал, главное сохранить ей жизнь, которая совсем недавно висела на волоске. Больше он не допустит такого. Даже, если бы Елизавета ответила на его чувства, он все равно заставил бы ее уехать.

Они ехали, держа путь на Севастополь окольными путями, осторожно, стараясь объезжать деревни. Никита старался не попадаться на глаза частям Белой армии, он самовольно покинул полк, у него не было никаких документов, и чтобы не подвергать девушку лишней опасности, они старались быть незаметными. Задачу облегчало, что Кубань оставалась на стороне Белых войск.

Их путешествие длилось уже третью неделю. Позади остался Екатеринодар, Темрюк, Таманский полуостров. На рыбацкой лодке путникам удалось переплыть Керченский пролив, и теперь с каждым днем они приближались к конечной цели своего путешествия.

Никита давно сменил военный мундир на обычную одежду, и выдавая себя за брата и сестру, сбежавших из Москвы в Крым, Добровольский мог беспрепятственно разговаривать с встречавшимися на пути частями белых сил.

Последняя встреча с частями Белой армии, защищавшей Крым от наступавших Красных, оказалась чрезвычайно полезной для путешественников. Они узнали, что вдовствующая императрица Мария Федоровна, а также великие князья Петр Николаевич, Николай Николаевич, Александр Михайлович с семьями действительно находятся на полуострове в поселке Кореиз во дворце великого князя Петра Николаевича «Дюльбере» под охраной севастопольских моряков.

Эта новость ободрила и успокоила Никиту, Елизавету заставила смиренно вздохнуть. Возможность эмиграции теперь все более становилась реальностью. Командующий предупредил, что им нужно спешить, в Крыму неспокойно, наступает Красная армия.

Но главное, теперь Никита мог выбрать правильное направление и вместо Севастополя, куда он первоначально собирался везти девушку, они повернули в сторону Кореиза и Ялты. Что и говорить имя княжны уже не раз спасало ее, вот и теперь генерал наградил путников подробной картой южного берега полуострова, что чрезвычайно помогло молодому человеку сориентироваться в незнакомых местах. Теперь они ехали практически без отдыха и быстро приближались к цели.

Весь день дул сильный ветер, по небу ползли тучи, явно надвигалась настоящая весенняя гроза. Обмолвились всего парой фраз. Их побег из полка не придал девушке сил, а, пожалуй, наоборот, впереди ее ждала пугающая неизвестность и расставание с верным Никитой.

И потом, Елизавета окончательно так и не пришла в себя. Ей хватило 6 месяцев, чтобы оправиться от ранения, но ее душевное состояние оставляло желать лучшего. Грустный потухший взгляд, безразличие к тому, что творилось вокруг, девушка словно жила в своем особом мире, и не пускала туда никого, разве что Никиту и то не всегда. Его чувства, его взгляды, исполненные нежности, его предупредительность и внимательность к ней она принимала как должное, благодарила, но не более.

Никита не обижался, он понимал, что за последние 2 года ей пришлось пережить слишком много, юной шестнадцатилетней барышне, воспитанной в богатстве и роскоши, пришлось очень быстро повзрослеть и столкнуться со всей жестокостью и несправедливостью и злостью этого мира. Но он продолжал надеяться, что в спокойной обстановке, в Европе, она придет в себя, успокоиться, и как ни больно было ему думать об этом, найдет свое счастье, пусть этот другой будет достоин ее, а он Никита готов на все, только, чтобы она была счастлива. Именно поэтому, после ее отъезда, он твердо решил броситься в самую гущу войны, а там, будь, что будет.

— Елизавета, по-моему, сейчас хлынет как из ведра, нужно сворачивать в лес, гроза в поле опасна.

— Как скажете, Никита.

— Вы устали, мы сегодня весь день в седле. Потерпите еще немного.

— Не беспокойтесь, со мной все в порядке.

А между тем уже гремели первые раскаты, а через несколько минут на путешественников упали первые крупные капли. Гроза разразилась вовсю, молодые люди пустили лошадей в галоп, но прежде чем достигли леса, уже изрядно промокли. Деревья тоже не спасали путников от дождя, вода с только проклюнувшихся апрельских листочков буквально лилась, разве что высокие деревья помогли укрыться от молнии, став естественными громоотводами.

Никита видел, что девушка совершенно промокла, мокрое платье прилипало к телу, конечно, замерзла. Они ехали легкой рысью, наугад, как вдруг неожиданно, молодой человек заметил тропинку, она изрядно заросла, но все же была видна. Минут через десять деревья расступились, и они оказались на небольшой лесной полянке, где о чудо, стоял крепкий бревенчатый дом. «Изба лесника», — прикидывал в уме Никита, — нет не похоже.