— Елизавета, подождите здесь, за деревьями, я сейчас вернусь, не стоит рисковать.
Девушка послушно кивнула в ответ. Молодой офицер вернулся через несколько минут.
— Все в порядке, Елизавета, нам несказанно повезло, идемте.
— Вы сломали замок?
— Нет, на ступеньках лежал ключ, проходите.
— Как я понял с первого взгляда, это скорее всего барский охотничий дом, где-то рядом возможно усадьба, на него просто еще не наткнулись ни наши, ни другие.
— Но мы не можем вот так запросто, это же чужое и…
— Судьба привела нас сюда, Елизавета, сейчас не то время, хозяева давно бросили этот дом, а может вообще не появлялись здесь уже много лет, вон сколько пыли. Это просто чудо, что его еще не разграбили.
— Какой красивый зал, Никита, — девушка остановилась на пороге самой большой комнаты. Здесь стояла добротная деревянная мебель в строгом ампирном стиле, по стенам висели чучела животных, на полу огромная медвежья шкура и главное здесь был камин.
— Это комната словно из прошлой жизни, у нас тоже был похожий дом, Андре так любил охоту…
Никита не слышал ее слов, пока девушка в волнении остановилась на пороге, он уже обежал весь дом принес из маленькой кухоньки сухие дрова, из спальни со второго этажа пару одеял.
— Вы вся дрожите, Елизавета, нужно немедленно снять мокрую одежду, на Вас нет сухого места. Вот я принес одеяла, сейчас разведу камин, и вы согреетесь, потерпите совсем немного. Но, умоляю Вас, переоденьтесь.
Тон Никиты был непреклонен, девушка послушно переоделась на кухне, оставив на себе только нижнюю рубашку, завернулась в теплое пуховое одеяло и побежала помогать Никите. Пока разгорался камин, молодой человек умело ощипал подстреленных утром двух куропаток, скоро они уже жарилась на сооруженном наспех вертеле.
— Елизавета, смотрите, что я нашел, у нас сегодня праздник. Бутылка настоящего французского коньяка. Вот это удача.
— Никогда в жизни не пила коньяк.
— Вот и попробуете. Правда, нечем вымыть бокалы, только дождевая вода.
— Не все ли теперь равно, Никита. Кстати, Вам тоже не мешало бы переодеться.
Через полчаса, молодые люди прямо на полу на медвежьей шкуре поближе к огню расположились ужинать, от камина шло блаженное тепло, рядом сушилась одежда. Никита принес настоящие фарфоровые тарелки, хрустальные бокалы. Завернувшись в одеяло с рассыпавшимися по спине мокрыми волосами, Елизавета казалась совсем ребенком и невольно улыбалась Никите.
— Если бы не Вы, Никита, как много Вы делаете для меня. Даже этот ужин.
— Ерунда, хлеба нет, соуса тоже, придется так.
— Получилось очень неплохо.
— Особенно после голодного дня. Вы согрелись?
— Да.
— Что ж, с куропатками покончено, давайте пить коньяк. Сейчас станет совсем совсем тепло.
— Как красиво отражается огонь в бокалах. Правда?
— Да, очень. Елизавета, позвольте мне поднять этот бокал за Вас, за Вашу самоотверженность, решительность, за здоровье, за счастье.
— Что ж, — девушка горько улыбнулась, — за счастье, Вы верите в такую возможность, верите, что мы после всего пережитого можем быть счастливы?
— А почему нет, все плохое забывается, остается только хорошее, вот хотя бы этот вечер разве не чудо?
Они чокнулись, серебряный звон разлетелся по комнате. Коньяк обжег Елизавету, но потом по телу разлилось такое блаженное тепло, в голове так приятно зашумело, что захотелось забыть обо всем на свете. Обхватив колени руками, она неотрывно смотрела на огонь, язычки пламени так причудливо и завораживающе танцевали свой огненный танец. Она смотрела на огонь Никита на нее, на ее укутанную фигуру, на волну подсохших каштановых волос, высыхая, они завивались игривыми кольцами. Она заговорила первая, тихо, не отрывая взгляда от пламени камина:
— Никита, ну почему, почему, нас лишили привычной жизни, все так изменилось, я не могу поверить, что еще три года назад жила в Петербурге и мечтала о фрейленстве у Великих княжон. Бедные, бедные девочки, Вы верите, верите в эти страшные слухи?
— Я не знаю, но учитывая ситуацию, жестокость противника все могло быть, остается только надеяться, что августейшая семья и Его Величество все же спаслись и Екатеринбург не стал их последним пристанищем на этой земле.
— Нет, Никита остается только молиться, ну почему же все так, за что, за что умерла моя матушка, за что убили Андре и батюшку, почему я должна тайком выбираться из своей страны?! — она повернула к нему лицо, посмотрела в серые глаза Никиты, с мольбой и немым вопросом, по щекам ее текли слезы и от этого глаза нереально сверкали в полутьме.
— Я не знаю, как утешить Вас, Лизонька, я знаю только одно, не смотря ни на что нужно жить, нужно бороться с невзгодами, побеждать и идти дальше, Господь посылает нам испытания, мы должны с честью преодолевать их. То, что происходит сейчас в России это ужасно, это катастрофа, но пока еще есть надежда, что можно что-то исправить я и другие, все мы, будем бороться.
— Но Вы же стреляете в русских людей? Вы задумывались об этом?
— Лиза, давайте забудем, на сегодняшний вечер забудем обо всем на свете. Я много думал о том же, но другого выхода нет. Но я прошу, хотя бы сегодня, я тоже устал, я тоже потерял маму и брата, дом…, - молодой человек вздохнул и умолк. Елизавета с жалостью посмотрела на него. Она чувствовала себя виноватой, что сама затеяла тяжелый для обоих разговор, разбередила его душу и потому постаралась мягко сменить тему.
— Хорошо, Никита, простите, не будем вспоминать. Наливайте Ваш чудесный коньяк, от него становиться так тепло.
Благородный напиток подействовал на девушку и Никиту благотворно. Не привыкшая к спиртному вообще, а к такому крепкому тем более, она запьянела очень быстро. Никита еще держался, но и его постепенно покидало благоразумие. В голове Елизаветы шумело, комната слегка кружилась, ей стал жарко, она слегка сбросила с плеч одеяло. В мягком тепле конька и камина ей овладела нежность и впервые за долгое время она улыбалась, беседуя с Никитой, и не понимала, почему так трудно выговариваются некоторые слова.
— Никита, у меня голова кружится, так должно быть?
— Да, просто Вы, Лизонька, не привыкли к таким напиткам, скоро пройдет, а спать будете крепко-крепко.
— Спать, но я совсем не хочу. И потом здесь стало так жарко.
Он не мог отвезти от нее взгляда. Сама не сознавая того, что она делает, и какое впечатление это может произвести на мужчину, тем более влюбленного, Елизавета смело скинула с плеч одеяло, потянулась так невозможно женственно, тряхнула высохшими слегка спутанными волосами, они рассыпались по спине тяжелыми кольцами. Будь Елизавета чуть опытней, она никогда не позволила бы себе этого, но ей так понравился его восторженный взгляд.
— Вы так смотрите, что-то не так, Никита?
— Лиза, что же Вы делаете со мной, это же безумие, пытка, если бы ты только знала, как ты сейчас прекрасна, — последние слова молодой человек произнес уже про себя.
Словом, опьяненная коньяком Елизавета повела себя слишком вольно, опьяненный любовью Никита не смог сдержаться, а еще полутьма и тлеющий камин и его крепкие мужские обнаженные плечи, и ее нереально сверкающие глаза и пунцовые губы.
Поцелуй, ее первый настоящий поцелуй был таким сладостным, что девушка едва не потеряла сознание, у нее и так все плыло перед глазами, а сейчас… Она вся подалась ему на встречу, дыша часто и глубоко, от чего грудь волнующе поднималась в глубоком вырезе рубашки. Никита нежно уложил ее на одеяло, она не сопротивлялась, а наоборот тянулась к нему.
— Не оставляй меня, Никита, никогда, не оставляй меня, у меня никого больше нет…слышишь, — ее тихий шепот прерывался поцелуями бесконечными и сладостными. Никита любовался ею, тонкая батистовая сорочка позволяла увидеть очень многое.
Окончательно потерявший голову Никита с нежностью и страстью всей своей так долго сдерживаемой любви не в силах был остановиться. Его руки скользнули по ее телу, губы коснулись шеи, плеча, груди. Это последнее и заставило девушку запротестовать, девичья стыдливость взяла вверх даже над опьянением.
