Уже притупившаяся боль от потери родных и новая за Елизавету перемешивались в сознании, душу плотным кольцом окутала пустота, она съедала все внутри, кроме одной мысли ее больше нет и никогда не будет. Он не увидит необыкновенных глаз, легкой улыбки, не услышит нежный голос, никогда. Так не должно было случиться. «Господи, почему она, почему ты выбрал ее?! Ведь я же мог спасти, если бы только знать…».

Никита плакал, в бессилии пил коньяк, пытаясь заглушить давящую боль в груди, но легче не становилось. Потом пришел сон, а скорее забытье, а потом пришлось возвращаться в лагерь. Он поклялся себе отомстить, это единственное, что молодой человек мог сделать. Его терзала ненависть к красным, к этой войне, жизни, наконец, которая отняла у него самое дорогое — семью и Елизавету.

Теперь в Никите горела ненависть и желание биться до смерти. Он с головой бросался в атаки, лез в самую гущу, но судьба берегла его.

В результате Екатеринодарской операции к концу августа 1918 г. город был взят. Белыми теперь была занята западная часть Кубанской области и Черноморская губерния.

Но молодого человека не радовали победы, в душе его зияла огромная не заживающая рана. Зачем, зачем он узнал, они бы все равно не встретились, так лучше было бы мечтать, что она за границей. Нет, судьба не дала ему такой возможности, и в отместку Никита делал все, чтобы поскорее угодить под пулю, но пока этого не случилось.

Елизавета пришла в ужас от советского поезда, несмотря на то, что она с мужем ехала в купейном вагоне. Грязь, пыль столбом, застиранные занавески, отсутствие вешалок и шумные попутчики в придачу. Уже столько раз женщина пожалела, что они не летели самолетом. А ведь Никита предлагал этот более удобный и быстрый вариант. Но ей хотелось посмотреть страну так сказать изнутри. За тридцать с лишним часов Елизавета насмотрелась на грязные станции маленьких городов и большие шумные вокзалы, пестревшие советскими лозунгами и флагами с серпом и молотом. Ни она, ни Никита не узнавали свою страну, это была чужая Россия, далекая непонятная и абсолютно чужая.

В Краснодаре пожилая пара не рискнула поехать на рейсовом автобусе и взяла такси. Таксист очень удивился, когда услышал заказ за 120 км от города, но поездка обещала хорошую выручку, и он согласился.

Через пару часов путешественники прибыли, и Елизавета тихо ахнула. Станица Роговская осталась почти неизменной с 1919 г. Те же домики, кривые улочки, колодцы, правда появилась высоковольтная линия.

— Елизавета, милая, ты уверена, что хочешь увидеть, что сейчас на месте усадьбы?

— Да, я абсолютно в этом уверена, — простите, обратилась она к водителю такси, Вы не могли бы отвезти нас в бывшее княжеское имение здесь неподалеку?

— Не знаю такого, адрес есть?

— Нет, но я могу показать Вам.

— Валяйте, только никакого имения тута нету, я эту местность всю знаю, вырос здесь.

Елизавета, опираясь на свою память, показывала дорогу, волнуясь, как видел Никита, все более.

— А, так Вам стало быть в совхоз надо, «Красный путь»?

— Совхоз? И давно он там?

— Да сколько я себя помню и отец мой и дед еще там работал, потом в город перебрались.

Елизавета поежилась, совхоз, на этом священном для нее месте, быть может на могиле ее отца, матери и брата коровник?

— Стойте, остановитесь здесь, — вся охваченная волнением и воспоминаниями, она едва ли не на ходу выскочила из машины.

— Лизонька, постой, подожди меня, месье, ждите нас, нам нужно поехать еще в одно место, — уже выходя из машины, бросил Никита водителю.

— Никита, посмотри, здесь совсем ничего не осталось, да дом сгорел, но хозяйственные постройки, ничего. Только земля, земля, на которой когда-то было фермерское хозяйство отца.

— Милая, не волнуйся, умоляю, мы уже говорили об этом, время неумолимо стирает следы.

— Нет, не может же быть, что совсем ничего. Вон там стоял наш дом, там какое-то здание видишь, убогая клумба с цветами. Посреди нее, что это, Никита?

Елизавета побледнела, пошатываясь добежала до запыленных цветов на клумбе, посреди которых остался огромный пень от спиленного дерева, выкорчевать его было очевидно невозможно и вокруг него посадили цветы, чтобы как-то укрыть и видимо несколько облагородить вход перед каким-то очевидно административным зданием.

— Это наш вяз, Никита, я уверена, — не в силах больше говорить, княгиня упала на колени в пыльную землю и заплакала. Никита молча опустился рядом с женой, тихо обнял ее. Не нужно было слов, молчание красноречивее всего говорило об их скорби. Ведь для обоих это место оказалось роковым.

Наплакавшись, Елизавета тихо обратилась к супругу, — принеси пожалуйста цветы и пока он ходил за огромным букетом белых роз, привезенным из города, Елизавета набрала немного земли в маленький холщевый мешочек.

Положив букет роз, она долго молилась, стоя на коленях и не видя ничего вокруг. Никита, чтобы не мешать ей отошел. Эта сцена не могла не привлечь внимания со стороны, тем более, что все происходило перед клубом совхоза, здесь размещалась дирекция, бухгалтерия, архив.

Люди с интересом наблюдали со стороны.

— Простите, но что делает эта женщина? — из здания вышел и направился к Никите коренастый пожилой мужчина.

— А разве Вы не видите, она обращается к Господу.

— К кому? Эй, женщина встаньте немедленно и что за веник Вы принесли сюда а? Что здесь кладбище что ли? Это общественное место и я не позволю.

— Это я Вам не позволю, месье, — голос Никиты звенел как острая сталь, — Вы немедленно уйдете, и не будете мешать моей супруге иначе, может разразиться международный скандал, мы — подданные французской республики, а как Вам я думаю, известно, ваш вождь сейчас налаживает отношения с Европой.

— Но она, что сумасшедшая? Вы мне всю работу срываете, все из окон высунулись. Черт знает что!

— Считайте это прихотью странных иностранцев, месье.

Но человечные люди живут везде, не успел мужчина закончить свою яркую тираду, как к нему уже шла пожилая женщина, шла медленно, опираясь на палку.

— Простите его, наш Валерий Викторович, никогда из деревни не выезжал и что такое вежливость представляет также с трудом.

— Семеновна, иди, иди куды шла.

Но Никита с интересом смотрел на пожилую женщину, в ее глазах отражалась мудрость прожитых лет и доброта.

— Я Ангелина Семеновна, работник архива, правда уже на пенсии, но помогаю, прихожу по старой памяти.

— Никита Александрович, а эта женщина моя супруга, я вижу с Вами можно нормально поговорить. Моя жена, она не сумасшедшая и эта не простая прихоть.

— Я знаю, еще дедушка рассказывал мне, что здесь под старым вязом были четыре неизвестные могилы. Я училась на историческом, и не могла не заинтересоваться, недаром я всю жизнь работала в архиве. Вы знаете, это же бывшая усадьба князей Оболенских. И я почти уверена, что могилы, что были здесь, принадлежат княжеской семье.

— Вы правы, Ангелина Семеновна, а женщина, что пришла поклониться им, дочь последнего из князей Оболенских, живших до революции в России.

Едва не много придя в себя от услышанного, женщина ласково посмотрела на Никиту, подождем супругу Вашу и пойдем ко мне, я приглашаю Вас на чай.

Разговор у Ангелины Семеновны затянулся, ее сердечность растрогала наших героев. Женщина обещала ухаживать за этим местом, посадить здесь розы, и если позволит начальство сделать памятную табличку. Немного успокоенная этим Елизавета и Никита покидали Роговскую со спокойным сердцем.

— Лиза, родная, ты уверена, что хочешь посмотреть еще и на обитель? Я уверен, что там не осталось ничего, кроме разрушенных стен. А возможно, нет и их. И потом, может быть хватит грустных впечатлений для одного дня?

— Нет, я хочу увидеть это место, чтобы не осталось от него, оно для меня слишком дорого.

Октябрь 1918 г. выдался по — летнему теплым и солнечным, словно сама природа боролась, бастовала против крови и насилия, захлестнувших Россию с октября прошлого года.