— Тсс, — пойдем, я уложу тебя спать, сегодня был такой длинный день.

На руках он отнес девушку в маленькую спальню.

— Я лягу в гостиной, на диване, если что-то понадобиться…

— Останься со мной, Никита, пожалуйста, не уходи, обними меня.

Целуя ее нежный лоб и опьяненный больше счастьем, чем вином, молодой человек вдруг с удивлением почувствовал, что после ее признания такое острое желание обладать ею вдруг прошло, уступая место глубокой и тихой нежности.

Елизавету разбудил солнечный луч, игриво скачущий по ее лицу. Она зажмурилась, потянулась и невольно улыбнулась от переполнявшего все ее существо счастья. Еще никогда за последнее время ей не было так хорошо и спокойно, и радостно. С неохотой открыв глаза, она с удивлением обнаружила рядом с кроватью огромный букет белых роз.

От лепестков исходил тонкий нежный аромат. «Никита, какой же ты заботливый, и понимающий и нежный…», — сладостно думала девушка. Она чувствовала себя отдохнувшей и готовой к новой жизни. Рядом с розами на столике лежала записка: «Скоро вернусь, завтрак на кухне, твой вечный рыцарь». Елизавета с удовольствием позавтракала, причесалась, постирала свое единственное платье, в монастыре она ходила в рясе и отсутствие какой бы то ни было одежды в полной мере ощутила только сейчас.

Скоро вернулся Никита. Оказалось, что он был у главы академии и говорил с ним как ни странно о Елизавете. Пресекая возможные слухи, Никита решил рассказать о супруге сам, конечно, насколько это было возможно. Его откровенность была встречена радушно, и граф де Оверни даже выразил благодарность Никите за честность.

— Словом, он хочет с тобой познакомиться.

— Но, что ты сказал ему?

— Я сказал, что в монастыре ты оплакивала погибшую семью, что это был твой обет, если мы выберемся из России живыми. Я думаю, это вполне правдоподобно. В любом случае придется что-то говорить в обществе. Лучше пусть знают это, чем родятся невероятные слухи.

— Да, наверно, — девушка погрустнела, вчера они были только вдвоем, сегодня начиналась другая жизнь, — Но слухов все равно не избежать, я думаю, многие помнят об отношении ко мне Пьера и…

— Не переживай, Лизонька, я всегда буду рядом, и пусть только кто-то попробует обидеть тебя. Мы справимся со всеми, — и что бы как-то отвлечь супругу от грустных мыслей, Никита продолжил.

— Милая, а у Пьера через неделю свадьба. Это будет наш первый выход в свет. Я так мечтал, что буду там не один, а с тобой!

Девушка чуть улыбнулась:

— Тетушка писала мне об этом, но я не знала точной даты. Знаешь, я очень рада за него, — она вздохнула, — он очень хороший и так помог нам. Я боялась, что он…

— Никогда не сможет забыть тебя?

Елизавета с испугом глянула на мужа.

— Не волнуйся, милая, мы с Пьером давно расставили все по местам и стали настоящими друзьями. Его чувства к тебе, пожалуй, только сблизили нас. Единственное, чего я не понимаю, как ему удалось полюбить другую. Я бы не смог никогда…

Елизавета улыбнулась.

— Она красивая, добрая, из хорошей семьи?

— Сама увидишь, пойдем знакомиться?

— Никита, милый мне не в чем выйти на улицу.

— Тогда придется привести Полину к тебе, она и поможет тебе купить все необходимое.

— Ты с ума сошел, это же неудобно?

— Лизонька, она так хотела с тобой познакомиться и так переживала за меня. Это замечательная девушка. Я сейчас же позвоню Пьеру. Он свяжется с Полиной, и она приедет к нам.

Примерно через час Никита вновь убежал по своим делам, но Елизавета не успела поскучать в одиночестве. В их небольшую квартирку буквально влетела невеста Пьера, с порога бросилась обнимать девушку и тот час же просила называть ее на «ты». Полина излучала такое тепло и жизнерадостность, что Елизавета невольно улыбнулась.

Девушки были ровесницами, но глаза Полли светились таким счастьем и безмятежностью и любовью ко всему миру. По сравнению с Лизой она была совсем ребенком, не знающим никаких тягот в жизни. Елизавета невольно вздохнула про себя, как бы ей тоже хотелось в 22 года быть такой же безмятежной, но за плечами было столько всего, и воспоминания эти так давили на хрупкие плечи, что как ни старалась Лиза мило улыбаться, все равно глаза светились тихой грустью.

Но Полина не обращала на это внимания, или умело делала вид и трещала без умолку, засыпая девушку вопросами. Как же они с Никитой встретились? Как ей жилось в обители? И тут же рассказывала как страдал и мучился Никита, как больно было смотреть на него.

— Я так хотела увидеть тебя, дорогая моя. Мы же станем подругами, правда? Ты просто прелесть, как хороша. А глаза какие, сказка!!!

Надо сказать, Полли и сама была прелестна. Пепельная блондинка с голубыми глазами, ямочками на розовых щечках и очаровательной улыбкой. Она вся светилась от счастья.

— Милая моя, я взяла пару своих платье, но похоже они будут великоваты. А матушка еще говорит, что во мне в чем душа держится… Нет, здесь нужна портниха, вряд ли мы что-то подберем в магазине готового платья. Одевайся же, едем быстрее.

Когда Елизавета, одевшись, вышла из спальни, Полли не смогла скрыть недоумения на личике. Серое дорожное платье, выленевшее, прошедшее столько испытаний в России никак не вязалось с чудесным солнышком и уютными улочками Парижа.

— Бедняжка, больше совсем ничего нет?

— Абсолютно, ничего, но мы ж не пешком пойдем.

На улице две юные барышни нырнули в блестящий черный автомобиль, оставшись незамеченными. Однако в магазине Елизавета сразу столкнулась с издевательским взглядом продавщиц, и если бы не присутствие Полины, наверное сразу бы вышла вон, но девушка уже защебетала:

— Мадемуазель, нам нужно подобрать этой девушке гардероб на первое время. И перестаньте так смотреть, я за все заплачу. И побыстрее. А мне позовите мадам Рено.

Продавщица нехотя обратилась к Лизе, что бы ей хотелось, а Полина в это время беседовала с женщиной средних лет, хозяйкой салона. Уже через пару минут разговора мадам подошла к Елизавете и нескрываемым почтением обратилась к ней:

— Пройдемте со мной, сударыня, я сама вам во всем помогу, а мои девочки получат строгий выговор за такое обращение, ведь встречают не по одежке, — и строго стрельнув глазами на помощниц, она увела двух наших барышень во внутренние помещения. Там располагалась мастерская, трудились несколько портних и закройщиц.

— Что ж, мадемуазель, во-первых, вы очень изящно сложены, боюсь под такой размер из готового платья мы ничего не подберем, да еще невысокий рост, нет, здесь однозначно придется все шить.

— Но мадам, нам нужно хотя бы одно платье, чтобы переодеться, белье, сорочки, на первое время.

— Да, конечно, что бы Вы хотели?

— Я не знаю, — Елизавета задумчиво прошлась по мастерской, смотря на готовые и полуготовые наряды.

— Сейчас такие короткие юбки, я не могу так ходить.

— Но, юбок в пол не носят уже лет 6–7 лет, женские щиколотки так притягивают мужские взгляды, — мадам подмигнула Елизавете.

Но девушка лишь вздохнула:

— Нет, я не носила и не буду носить это, когда-то давно матушка приучила меня не позволять себе никаких вольностей на людях и в одежде в том числе, да я помню у нас тоже некоторые носили укороченные платья уже во вовремя войны, но только не моя матушка и я не стану.

— Ну хорошо, тогда тебе просто не надо будет подшивать юбку, не волнуйся так, Лиза, — мы выберем то, что тебе понравится, — Полина ласково взяла ее за руку.

Не раньше чем через полтора часа девушки покинули магазин. На Елизавете был костюм сочного темно-синего шелка. Струящаяся в пол юбка, приталенный жакет, из под которого торчал отложной кружевной воротничок. Портнихам пришлось повозиться, чтобы подогнать все это под хрупкую фигуру, но костюм сидел идеально. Полина заказала еще множество необходимых вещей, и главное вечернее платье на свадьбу, так что в ближайшее время девушке необходимо было каждый день ездить на примерки.