Другие чувствуют лишь боль в костях, железа тяжесть и шершавость ткани, пускай чарует взгляд пера мельканье, но каждый одинок до одичанья, а он несет возлюбленный свой стяг, как женщину в торжественном наряде. 7 Тяжелый шелк за ним ступает сзади, порой вздымая волны, как река. Он видит въявь, зажмурившись слегка, улыбку, сберегаемую свято. 11 Когда же засверкают вражьи латы, чтоб вырвать в схватке стяг из рук солдата, 13 как бы лишив родительской опеки, сорвав с древка, он даст ему приют на сердце, чтобы сохранить навеки. 18 Другие это славой назовут. Гнались жестоко и издалека, пеструю смерть ему швыряли вслед. Он лишь спасался бегством от врага. Ему казалось, что сошла на нет 5 тень праотцов его. Ведь точно так охотник правит зверя. Шум воды привлек его вниманье. Из беды в мгновенье ока найден выход. Шаг 9 достойный отпрыска дворянской крови. Улыбка женственная придала его чертам законченным медовье 12 блаженство. Всадник чуть привстал с седла, и конь пошел с величьем сердца вровень. Река, как дом родной, их приняла. Венецианским солнцем сотворен блеск золотых волос моих. Они — алхимии венец. Мостам сродни разлет моих бровей — взгляни, 5 как над глазами вздыбленный прогон уводит прочь от пропасти глазной с бушующей на дне морской волной, доставленной каналами. Любой, 9 меня встречавший, завистью объят к псу, на котором в ласковом бессилье моя неуязвимая рука 12 покоится и треплет шерсть слегка. Юнцов — надежду княжеских фамилий — мои уста сражают, словно яд. Как некогда король, ступая вчуже, себя являл без приближенных лиц, уединившись в мантьи полукружьи, по обе стороны склоненным ниц, 5 так лестница восходит от подножья меж искони склоненных балюстрад, и одиноко милостию божьей она вступает в небо наугад, 9 как будто ею выставленный страж другим отрезал путь — вне ореола застыла где-то свита. Даже паж поднять не смеет шлейф тяжелый с пола. Семь лошадей перемещают воз, сломав сопротивленье постепенно: ведь все высокомерие вселенной, что в глуби этой глыбы улеглось, 5 теперь явилось людям. Посмотри: не скрытно, не в безвестности упрямой, нет — как герой нам проясняет драму, клубок страстей распутав изнутри, 9 так этот мрамор медленно плывет сквозь толпы, запрудившие столицу, как будто триумфатор в колеснице 12 приблизился и пленные пред ним едва бредут по улицам чужим… Приблизился и задержал народ. Робкий странник ощутит за милю золотое марево вдали. Словно тайных кладов изобилье богачи, раскаявшись, свезли. 5 Но вблизи его захватит чудо всем разгоном вздыбленных бровей: ибо то — не кубки, не сосуды и не серьги жен и дочерей. 9 Если бы кто знал, какие вещи надо было переплавить, чтоб из цветочной чаши образ вещий 12 мог возникнуть — тихий и без чванства, золоту присущего, — взахлеб подставляющий себя пространству. Две чаши, обогнав одна другую, над мраморным бассейном вознеслись, и с верхней разговорчивые струи к воде безмолвной протянулись вниз, — 5 к той, что внимает им, в ответ даруя в горсти для них припрятанный сюрприз: кусочек неба, сквозь листву густую и тьму глядящий, как из-за кулис. 9 Сама спокойно разместившись в чаше, она легла с краями наравне, спускаясь каплями, как бы во сне, 12 по мшистой бахроме седобородой к зеркальной глади, что на самом дне улыбкой оживляют переходы. Под крышей за калиткой взаперти кружатся то и дело табуны лошадок пестрых, родом из страны, что долго медлит прежде, чем зайти. Хоть многие в повозку впряжены, — отвага их под стать горящим взглядам. Свирепый красный лев ступает рядом и слон невероятной белизны. 9 А вот олень — взаправдашний почти, — но с голубою девочкой, ремнями к седлу пристегнутою, лет пяти. 12 Верхом на льва взобрался мальчик белый, его глаза волнения полны, а лев оскалил зубы до предела. 15 И слон невероятной белизны. 16 И скачут бесконечными рядами… Но девочкам взрослеющим чего-то здесь не хватает, и в разгар полета они в мечтах парят за облаками. 20 И слон невероятной белизны. 21 Но все к концу несется неуклонно, хоть крутится бесцельно допоздна. Вот красный цвет пронесся, вот зеленый, и к профилю объемность сведена… А иногда улыбкой восхищенной, блаженной и слепящей, и влюбленной игра слепая вдруг озарена. |