Как спичка, чиркнув, через миг-другой выбрасывает языками пламя, так, вспыхнув, начинает танец свой она, в кольцо зажатая толпой, и дружится все ярче и упрямей. 8 И вот — вся пламя с головы до пят. 7 Воспламенившись, волосы горят, и жертвою в рискованной игре она сжигает платье на костре, в котором изгибаются, как змеи, трепещущие руки, пламенея. 12 И вдруг ока, зажав огонь в горстях, его о землю разбивает в прах высокомерно, плавно, величаво. А пламя в бешенстве перед расправой ползет и не сдается, и грозит… 17 Но точно, и отточено, и четко, чеканя каждый жест, она разит огонь своей отчетливой чечеткой. Глубь подземелья. Словно там, куда ты выкарабкиваешься вслепую по круче вдоль ручья напропалую, поверхность замерцала, как вода, 5 утекшая из тьмы, в которой ты брел наугад, покуда не воскрес твой взгляд, не различавший темноты. Прозрев, ты видишь над собой навес 9 кромешной тьмы, грозящий каждый миг обрушиться всей тяжестью громады. От страха ты с него не сводишь взгляда. О, этот мрак, увешанный, как бык! 13 Но вот тебя спасает из стремнины ветреный свет. И пред тобой возник простор небес, слепящий и пустынный, а где-то — жаждущие дел глубины 17 и дни, что лаконичны, как язык картины Патенира, на которой, сорвавшись с места, словно гончих свора, бегут мосты за светлою тропой. 21 Ей удается спрятаться порой, прижавшись к дому, саду и забору и обрести в кустарниках покой. Раздвинутая пестрым произволом насыщенных событьями времен — то ярмарочным празднеством веселым, то бунтами, колеблющими трон, то герцога геройским ореолом, то казнью, ублажающей закон 7 (все это смотрится, как фон), — 8 она пытается втянуть границы, и это не под силу ей одной, а все кругом с торговым рядом слиться спешит или укрыться за стеной. 12 Мечтают сверху обозреть округу дома, подтягиваясь к чердакам, застенчиво скрывая друг от друга причастность к башням, взмывшим к небесам. У здешних улиц осторожный шаг (вот так, постель покинувши впервые, порой бредут, задумавшись больные…), их манит площадей родной очаг 5 и нагоняет — иль уже нагнал? — мост, перепрыгнувший через канал, свободный от игры вечерних теней, в котором мир повисших отражений действительней самих вещей в сто крат. 10 И город кончился… Но вот твой взгляд, удостоверясь в подлинности чар, увидел в опрокинутости этой его черты живые и приметы: там сад повис, цветами разодетый, там в окнах ресторанов до рассвета кружится вихрь залитых светом пар. 17 А наверху — там тишина бездонна, там пьет она по каплям сладкий сок из колокольной грозди перезвона, украсившей небесный потолок. Монастырь бегинок Сент-Элизабет, Брюгге Высокие врата не на запоре, и мост свободно ходит взад-вперед, и все ж от древних вязов, от подворья никто из них надолго не уйдет. Одна тропа им хорошо знакома — путь к церкви, объясняющий любому, откуда в них такой любви накал. 8 Там и стоят коленопреклоненно, как образ, многократно повторенный, как унисон, возведенный в хорал, зеркальными пилястрами разъятый на голоса, что взмыли вверх по скату крутого песнопенья от словес в объятья ангелов в тылу небес, которые их не вернут обратно. 18 И потому так тихи в час закатный те, что внизу. И потому безмолвно передают друг другу полюбовно, крестясь, святую воду, чтобы та хладила лбы и блеклые уста. 21 И возвращаются все так же робко и сдержанно, и скрытно чередой, и медленно бредут все той же тропкой и юные и старые домой. А дом — он скрыт за кронами густыми все тех же вязов древних и нет-нет да выберет в густой листве просвет, чтоб замерцать в нем окнами своими. |