Но что отбрасывает в завершенье

в церковный двор церковное окно,

где перемешаны давным-давно

молчанье, отсветы и отраженья,

старея, словно старое вино?

⁶ Наружное тяжелое убранство

прикрыло сущность вечности собой.

Текучесть далей и полет пространства

придавлены свинцовостью слепой.

¹⁰ Но остается серость старых зим

за лета декорацией непрочной,

как будто ждут с душою непорочной:

он — с тихой терпеливостью бессрочной,

она — в слезах стоящая за ним.

С верхушек башен хлынувший металл

наполнил город сплавом раскаленным,

и, заливая формы улиц звоном,

день бронзовой отливкой заблистал.

⁵ По мостовой неровною толпою

процессия детей плывет с утра,

и ног не ощущая под собою,

вперед волнами катит детвора,

но сдерживается, как в бездорожье,

невидимыми, как десница божья,

преградами и тяжестью знамен.

¹² А дальше — там уже парит, похоже,

кадилам вслед, что вспугнутою стаей

серебряные цепи рвут, взлетая

от ужаса под небосклон.

¹⁶ Вдоль этой вытянувшейся лавины

стоит народ у края мостовой.

Предвестниками хризэлефантины

к балконам устремились балдахины,

сверкая золоченой бахромой.

²¹ Но вот в своем испанском одеяньи

над головами всплыло вдалеке

знакомое мадонны изваянье

старинное с младенцем на руке.

По мере продвижения вперед

в короне трогательно устаревшей

она благословляет присмиревший

коленопреклонившийся народ.

²⁹ И подойдя к упавшим на колени,

что робким взглядом следуют за ней,

она повелевает быть движенью

поднятием рисованных бровей —

тверда, высокомерна, холодна.

Носильщики поражены жестоко

и все ж идут, помешкав. А она

³⁶ на сотнях плеч — уверенно и прямо, —

в себя вобрав шаги всего потока,

к колоколам распахнутого храма

идет, как шла, — одна и одинока.

Прилив опять затопит все пути,

размоет отмели со всех сторон,

но остров одинокий впереди

не размыкает глаз. Врожденный сон

⁵ за дамбой спрятанных островитян

рисует им миров разнообразье…

Здесь редко говорят, и каждой фразе

характер эпитафии придан,

⁹ которая посвящена чему-то,

что на берег занесено волной,

что с детства видит житель островной,

¹² не примиряясь с ним ни на минуту,

что чуждо, беспощадно, пресловуто,

и ранит одиночество тоской.

Здесь обвалован каждый двор, как будто

он в лунный кратер спрятан от воды.

Безлико, словно сироты приюта,

одеты и подстрижены сады

⁵ той бурей, что внушает смертный страх,

неделями не уходя на отдых.

А после все сидят в своих домах,

рассматривая вещи на комодах

⁹ диковинные в зеркало кривое…

И чей-то сын, не находя покоя,

играет на гармонике в тоске

¹² унывную мелодию чужую…

За дамбою грозит сквозь тьму ночную

овцы огромный контур вдалеке.

Все близкое — внутри. Снаружи — даль.

Однако давку в этой тесной яме

нутра никак не выразить словами.

А этот остров в море — не звезда ль

⁵ пространством позабытая, хотя

она на гибель им обречена?

С предписанного им пути сойдя,

она

⁹ сама торопится концу навстречу,

орбиту выбрав на свой риск и страх.

И вот вслепую, напрямик, впотьмах

идет — от солнц и от планет далече.

Длинноволосые, они лежат

без лиц, в себя ушедших глубоко.

Глаза закрыты тяжестью пространства…

Скелеты, рты, цветы. И в этих ртах

⁵ ряды зубов сияют, словно пешки

дорожных шахмат из слоновой кости.

Цветы и кости тонкие, и жемчуг,

рубашек ткань увядшая, и руки

над сердцем рухнувшим. Еще, однако,

¹⁰ под множеством колец и талисманов,

и голубых камней (даров любовных)

стоит, как склеп, тайник безмолвный пола,

под самый свод набитый лепестками.

И вновь — рассыпавшийся желтый жемчуг

¹⁵ и чаши глиняные, на которых

доподлинные их изображенья,

зеленые осколки ваз для мазей,

цветами пахнущие, и фигурки

богов в домашнем тесном алтаре.

²⁰ Разорванные пояса и геммы,

изображения огромной плоти,

смеющиеся рты, танцоры, пряжки

из золота, похожие на луки,

звериные и птичьи амулеты,

²⁵ а также иглы длинные и утварь,

и круглый черепок из красной глины,

на нем — как надпись черная над входом —

коней четверка, рвущаяся вдаль.

И вновь цветы, рассыпавшийся жемчуг,

³⁰ и стройной лиры мягкие изгибы,

и вдруг мелькнул в тумане покрывала,

из куколки башмачной появившись,

изящной щиколотки мотылек.

³⁴ Так и лежат, набитые вещами, —

игрушками, камнями, мишурой,

разбитой вдребезги — всем, чем угодно,

темнея медленно, как дно реки.

³⁸ Они и были руслом…

В их волны быстротечные сверзались

(спешившие к последующей жизни)

тела влюбленных юношей не раз

и бушевали в них мужей потоки.

А иногда со скал высоких детства

к ним скатывались мальчики на дно,

и здесь играли весело вещами,

пока их не сбивала с ног стремнина.

⁴⁷ Тогда, заполнив плоской и прозрачной

водой всю ширь широкого пути,

они взвивали в нем водовороты

и берега впервые отражали

и птичьи клики — но врезалась ночь

тем временем звездами в небосвод,

его раскалывая пополам.