Как парящая по переулку песня льется из конца в конец, исчезая вдруг, то снова гулко хлопая крылами у крылец, 5 так очнувшуюся от недуга дразнит жизнь, заигрывая с ней — неокрепшей, что в ответ с натугой дарит первый жест за много дней. 9 Но, захваченная упоеньем, непослушная ее рука стала вдруг подвижна и гибка и уже спешит с прикосновеньем к подбородку с ласкою цветка. Она несла все это — мир забот, мир милости и страха, и все это, как дерева в лесу, тянулось к свету, вне образности, как ковчег завета, как образ славы, вышедшей в поход. 8 И вынесла все это до вершин — летящее, огромное, чужое, угадываемое лишь порою — спокойно, как несущая кувшин, налитый до краев. Но в некий миг, ее обрекший на преображенье, впервые белый плат нависшей тенью спустился на открытый светлый лик 14 почти непроницаемым покровом. И вот на все вопросы о судьбе дает один ответ туманным словом: «В тебе, о бывшее дитя, в тебе». Всего-то: солнца горенье и жженой глины куски. Как будто бы движенье девичьей руки внезапно остановилось, и не влеклось, не стремилось к вещам, но исподтишка лишь чувству она подчинялась и к себе самой прикасалась, как к подбородку рука. 11 Мы вертим по порядку фигурки одну за другой, мы в миг постигли краткий их вечности загадку — всего-то и надо порой стоять у веков порога, в древность вперяя взгляд, и улыбаться немного светлее, чем год назад. Она, как все, сидела за столом. Но чашку — показалось мне сначала — она чуть-чуть не так, как все, держала. Потом вдруг улыбнулась. Только ртом. 5 Когда же встали все из-за стола и разбрелись кто с кем и как попало по комнатам (толпа, смеясь, болтала), я видел, как она за всеми шла, 9 но напряженно — будто бы сейчас и перед всеми предстояло петь ей, и, как от глади водной на рассвете, наружный свет отсвечивал от глаз. 13 Шла медленно, как бы боясь преград, и все ж в сомнении: не перейти ль их? Как будто бы, преодолев их ряд, она вздохнет и полетит на крыльях. Здесь два пути, ведущих в никуда. Но вот в мечтах блуждая, как по лесу, идешь одним из них. И пред тобой цветник знакомый с каменной плитой и надписью знакомой: «Баронесса Брите Софи» — и снова, как всегда, ощупываешь стершиеся даты рождения и смерти на плите. Как непомерна этих встреч оплата! 10 Что медлишь ты под вязом в темноте, чего ты ждешь, как будто в первый раз ступаешь, на сырую эту землю? 13 Чем именно тебя привлек сейчас цветник соседний — солнечный, — не тем ли, что там не холод плит, а пламя роз? 16 Сюда наведываясь то и дело, ты почему стоишь оторопело и перед флоксом словно в землю врос? О как я в суть прощания проник! Я помню, как в клубке неразрешенной жестокой тьмы на миг союз исконный внезапной вспышкой предо мной возник. 5 И далью расстояния уменьшен, неясный образ за моим окном то окликал меня, как сонмы женщин, то, провожая, помавал платком. 9 Но, может быть, весь этот трепет белый, необъяснимый на мою беду, был яблоновым деревом в цвету, с которого кукушка вдруг слетела. Мы ничего не знаем про уход раз навсегда ушедших. И не нам судить о смерти, забежав вперед, приглядываясь к сдвинутым чертам 5 на маске трагедийного конца. Пока мы здесь разыгрываем роли в надежде славной лицедейской доли, — играет смерть от своего лица. 9 Но ты ушла, и к нам одновременно проник луч подлинности в ту же щель, в которой ты исчезла с нашей сцены: луч яви, нам неведомый досель. 13 А мы за славой гонимся упрямо, мы упиваемся своей игрой… Но вырвавшееся из нашей драмы твое существование порой 17 нас будто тянет за собой из плена, чтоб вдохновить нас подлинностью яви. И в те минуты мы самозабвенно играем жизнь, не думая о славе. |
