Как собора вечный завсегдатай, подошла она вплотную к розе с яблоком и в яблоковой позе как была — невинно-виноватой 5 в том одном, что созревал в ней плод с той поры, как с вечностью любовно порвала она беспрекословно, на землю сойдя, как юный год. 9 Ах, тот край ведь был совсем не плох! Ей хотелось там пожить, где звери мирно у ее играли ног. 12 Только муж был с нею очень строг и увел ее он, в смерть поверя. Да и мало был знаком ей бог. Той пустыни заброшенной ограда скрывает двор от посторонних глаз. Еще, как прежде, бродят здесь по саду утратившие с внешним миром связь. 5 Что быть могло — осталось за стеной. Тут каждая тропинка им знакома. Им очень нравится гулять вкруг дома послушной примитивной чередой. 9 Вон кто-то там окапывает грядку, он, стоя на коленях, к ней приник. Но есть у них какой-то странный сдвиг в движеньях (если подсмотреть украдкой) 13 для трогательной юной муравы, какая-то застенчивая ласка — трава нежна ведь, а вот роз окраска таит в себе угрозу и, увы, 17 перерастет все то, что постепенно приобрела их хрупкая душа. Но остается тайной сокровенной: как ласкова трава, как хороша! И они молчат — из их сознанья все перегородки до одной вынуты, и вспышки пониманья сгасли быстрой чередой. 5 По ночам обычно, слава богу, все в душе просветлено, руки их — в вещественности строгой, сердце их — молитвенно-высоко и глаза спокойные в окно 10 смотрят на случайный, искаженный и невидимый из-за оград, в отблеске чужих миров взращенный и себя не потерявший сад. Он ведал страхи. Самый вход в них был подобен медленному умиранью. Но сердце поддавалось воспитанью, как сына он его растил. 5 И бед неотразимых миллион обрушивался на него лавиной. Послушно душу выросшую он отдал на сохраненье Господину 9 и Жениху. Теперь он жил вне зла, один, как был, в той местности суровой, где одинокость все переросла. Жил далеко и презирая слово. 13 За то и счастье он познал к концу и нежность стал испытывать такую, как будто положил всю тварь земную в ладони и поднес ее к лицу. В толпу ты всмотрелся едва ли. В ней нищих приезжий гость увидел. Они продавали ладоней пустую горсть, 5 срывая одежды клочья, раскрыли помойный рот. И он увидел воочью, как их проказа жрет. 9 Их взгляд растворяет грязный гостя лицо, и тут они, поддавшись соблазну, залпом в него плюют. Как возникает пыль из ничего, и нет ее, и вдруг с какой-то целью пустынным утром забивает щели и, значит, превратилась в вещество, — 5 вот так они возникли в некий миг бог знает из чего перед тобою. Ты шел куда-то мокрой мостовою и что-то неопознанное в них 9 к тебе рвалось. Иль вовсе не к тебе? Был голос, как тогда, он плыл из тьмы, и пел, и все ж заплакал в завершенье. Была рука, как взятая взаймы, и все же не было прикосновенья. Что ищут все они в твоей судьбе? Они к нему привыкли. Но потом, когда фонарь зажегся в ночи тесной, они увидели, что неизвестный им незнаком. И мыли труп вдвоем. 5 Не зная ничего о нем на деле, они ему придумали судьбу. И обе, вдруг закашлявшись, присели, оставив губку у него на лбу, 9 пропитанную уксусом. И зорче приглядывались к трупу. С жесткой щетки стекали капли. Руки в жуткой корче как будто бы доказывали молча, что жажды больше нет в иссохшей глотке. 14 И он им доказал. Они в смущеньи и торопливо подступили к ложу покойника. А их кривые тени кривлялись на обоях, как в мережу 18 вплетаясь в их узоры и изъяны. Они же терли тело исступленно. Ночь в раме незавешанной оконной была нагла. Но издавал законы лежавший здесь какой-то безымянный. |
