Ждать… Ненавижу ждать. Дозоры отправлены. Между ними – с километр, более чем достаточно. Еще раз прикинуть наличные силы. Нормально: «единички», «тройки», «четверки» вместе с самодельной «ЗСУ-20-1» – более чем достаточно. Плюс огонь стрелков и пулеметов. Позиции присмотрены и подготовлены.

Сигнал, по дороге прошла тройка мотоциклов, потом еще одна – головной дозор. Бокового охранения нет. Короткий рывок, все, мы на месте. Колонна уже вытягивается вдоль засады. В голове БТР, в хвосте – тоже. Нам бы таких еще парочку, но фиг нам. И вам, немчики, тоже. Остальные – наливняки. Идут с запада, полные, значит.

Вот головной поравнялся с «тройкой». Выстрел – снаряд въехал точно в движок броневика. Идущий следом бензовоз резко выворачивает влево… И превращается в огненный шар от попадания двадцатимиллиметрового снаряда. В хвосте колонны весело полыхал БТР, разорванный фугасом «четверки». Сейчас по дороге лупит все, что стреляет. Сразу появляется огонь, стремительно расползающийся по дороге и в стороны. Все, уходим. Мужики тащат мотоцикл. Блин, «плюшкиность», оказывается, заразна. Других трофеев нет, но восемь уничтоженных бензовозов душу греют. Теперь – валим в темпе.

После разгрома колонны с итальянцами мы несколько дней никаких особых действий не предпринимали. А потом во время очередного привала дозор услышал шум авиационного мотора. Мы на всякий случай, естественно, приготовили нашу зенитку вести огонь. И стали ждать. Из-за деревьев выскочил «Шторьх». Один.

– Зенитчики, огонь! – заорал я.

После нескольких очередей самолет густо задымил и свалился в лес в полукилометре от нас. Мы все быстренько погрузились в транспорт и двинулись к месту падения. Приехали мы туда первыми. Начали осмотр самолета. Живых в нем не оказалось, все трое погибли. Но только мы успели собрать документы, как из ближайшей посадки появились… телеги. Отпускать обозников было нельзя, и мы, подождав, пока они приблизятся, положили их из пулеметов. Благо их было всего восемь человек. На телегах оказались продукты, что нас тоже очень порадовало – запас, взятый с собой, уже заканчивался. А когда мне показали документы погибших, я офигел. Одним из них был сам Гейдрих, который, видимо, летел к месту, где мы «Евы» угнали, для контроля за расследованием и поиском тех, кто это совершил. То есть нас. Видимо, и «Шторьх» он выбрал за возможность посадки прямо на «месте преступления», чтобы времени не терять. Ибо, судя по бумагам, что были при нем, Гитлер рвал и метал по причине того, что совершившие налет на орудия были до сих пор не найдены.

Когда я понял, кого же мы прибили, и успокоился, то решил слегка пошутить над немецкой контрразведкой. Взяв один из «стэнов» с «китайским клеймом», я бросил его неподалеку от самолета. А для придания достоверности мы разложили обозников так, чтоб выглядела картина – вроде они сопротивлялись. Постреляли из их винтовок в разные стороны, чтобы гильзы стреляные были. Выпустили пару очередей из «стэнов», а в брошенный я выстрелил из карабина, чтобы создать видимость, что его бросили из-за поломки, вызванной попаданием пули.

После чего быстренько свалили в леса до появления еще кого-нибудь из видевших падение самолета.

Если просто сидеть на базе, можно помереть от скуки, решил я после ухода группы Олега за Буг. Степан начал собирать большую команду для того, чтоб прошерстить колонны на дорогах. Мне напрямую дел не находилось. Позвал я механика Василя из паровозного депо, обговорили с ним вариант действий, и пошел к Карбышеву просить санкцию. Что и как делать буду, не сказал, только про железку и пересказал рекламный ролик: «А потом мы с другом выпили фанты и тормознули поезд». Видимо, генерал не совсем понял меня, но виду не подал, а посоветовал не зарываться, однако отпустил.

План операции представлял собой простейшие действия, вполне нормальные для мирного времени. На это и был расчет. Поезда на выбранной ветке ходили примерно раз в тридцать минут, как сказал Василь, прежде чем выпустить из Кобрина следующий состав, дежурный ждал отзвонки о проходе предыдущего через один из больших переездов. На этом и решили сыграть.

В одном из мест, где поезд сначала видно издалека, затем его скрывает небольшой пригорок, а затем идет достаточно длинный прямой открытый отрезок, мы и устроили наше «распитие фанты», переодевшись в форму немецких военных железнодорожников. Первый поезд пришлось пропустить – слишком очевидно было большое количество пехоты в нем. А вот второй оказался настоящим подарком – двадцать две цистерны и теплушка с охраной в конце. Ранним утром печь в теплушке топилась вовсю! Я побежал навстречу паровозу, размахивая куском красной материи и лопатой. Локомотив начал замедляться и затормозил практически около меня. Дальше все было просто: гранату в кабину, сам за ней. В этот момент паровоз фыркнул паром и заглушил звук взрыва гранаты. Внутри побило всех. Охрана пока не проявляла признаков беспокойства. Василь запрыгнул за мной, передвинул какие-то рычаги, открыл топку, я забросил с десяток лопат угля. Несмотря на то, что туда могло поместиться еще, он закрыл створки топки, крикнул: «Прыгай!» – что я моментально выполнил, двинул еще какой-то рычаг и последовал за мной. Поезд начал разгоняться задним ходом. Когда он появился в поле нашего зрения второй раз, скорость на глаз была около пятидесяти.

– Ему еще три километра на разгон, потом пять-семь ровно, а потом замедляться начнет.

– А до Кобрина у нас… – попытался подсчитать я.

– Пять с небольшим хвостиком. Наших на станцию пока не пускают. Самое неудачное – сложится на входной стрелке.

– А точно удачное?

– Увидим.

Мы сели на мотоцикл и собрались ехать на базу. И тут рвануло. Минут пять мы стояли с открытыми ртами – такого эффекта не ожидал никто. В голове крутилась уже другая рекламная фраза: «Е-мое, что ж я сделал-то?» Потом я вспомнил свое доармейское прошлое и показал, что значит очень быстро ехать по проселку на «Урале» с коляской. С поднятием люльки и, что опаснее, заднего колеса. Не убились мы по дороге просто чудом.

На следующий день после того, как мы сбили этот так не вовремя вылетевший «Шторьх», мой связист позвал меня к рации. Там передавали, что самолет, пилотируемый Гейдрихом, был сбит врагами рейха на территории Польши. Гейдрих и летевшие с ним его адъютант и охранник погибли при падении самолета. Пытавшиеся прийти им на помощь солдаты тоже были убиты, но благодаря им у следственной группы появились улики, указывающие на то, кто, возможно, стоит за нападением на Гейдриха и его убийством. После чего шли призывы усилить бдительность для скорейшей поимки диверсантов. Кроме того, в одной из радиопередач требовали задерживать всех граждан японской и китайской внешности, поскольку есть подозрения, что они могут быть в этом замешаны.

Услышав про то, что самолет пилотировал Гейдрих, я вспомнил, что он и в нашей истории летал, но там его сбили не насмерть.

– Отлеталась птичка, – резюмировал я, вернувшись к танку.

– В смысле? – спросил Иван, которому я в свое время рассказал правду о нас.

– Да вот, – сказал я, – в моем прошлом Гейдрих в качестве офицера запаса ВВС принимал участие в боевых вылетах немецкой авиации вначале как стрелок-радист на бомбардировщике, затем как пилот штурмовика. В ходе кампаний против Франции, Норвегии и СССР. Это отвечало его представлениям об идеальном офицере СС, который не только сидит за рабочим столом, но и участвует в боевых действиях. После того, как в тысяча девятьсот сорок первом году самолет Гейдриха был сбит восточнее реки Березина и Гейдриха спасли лишь вовремя подоспевшие немецкие солдаты, Гиммлер личным приказом запретил ему участвовать в боевых действиях.

– А тут его мы сбили насмерть… Вот уж неудачное время он для полета выбрал, – высказался Иван, – да и маршрут неудачный был. Вот и долетался…