Я пошел дальше, осматривая раненых. Ох, не хотелось мне примерять на себя личину военврача – провести всю войну в медсанбате… нет уж, увольте. Но выбора не было. Вообще, на удивление, раненых было меньше, чем я ожидал. Бронежилетов-то нет, касок тоже. Вероятно, нам повезло, что бой был в лесу, иначе четыре немецких пулемета и орудие осложнили бы нам жизнь куда как серьезнее. Но и с имевшимися ранеными было много возни. «Пятеро – легкие, осколочно-пулевые ранения мягких тканей конечностей, – отметил я про себя, – Степа средний. Контузия. Пару дней займет ему отойти – если ничего посерьезней не выплывет до тех пор. А вот двое… Один поймал пулю в легкое. Пневмоторакс, мать его. Были бы у меня инструменты, и я бы его вытянул. Пару минут работы, трокар, герметизация входного отверстия и постельный режим. Но ведь нет ни фига». И мне не оставалось ничего делать, кроме как бессильно наблюдать, как молодой парень умирает. Слава богу, он был без сознания. Второй был и вовсе плох. Проникающее в живот. Спасти его могла только немедленная операция, но это было из разряда фантастики. Он был в сознании и все просил воды… Я глянул на Саню, стоящего рядом, и покачал головой.

Кто-то открыл банку с тушенкой и сунул мне. Вторую такую же, кажется, сунули Олегу. Сидим мы – едим. Мужики, те, которых мы освободили, ходят кругами – косятся. Наши все заняты, а Букварь снова смотался. Двужильный он, что ли? После такого боя еще в разведку умотать! Олежек весь в крови, голова в бинтах – страшный как черт, сидит, лыбится, тоже на меня поглядывает. Наверно, надеется, что меня стошнит от его вида. При всех показать ему средний палец как-то неудобно. Кто его знает, что этот жест в сорок первом означал? Поэтому просто скрутила дулю. Так оно как-то всеисторично, что ли?

Олег чуть не подавился от хохота. Дернулся и тут же схватился за голову.

– Извини, – пробормотала.

– Да ладно, – попробовал улыбнуться он.

– Хреновый из меня командир. – Я вздохнула. – Вон, все знают, что делать, а я – нет. Товарищ Иванова – просто дура.

От еды мысли появляются. Иногда даже дельные. Правда, не вовремя.

– Олег, – позвала я.

Он оторвался от еды и посмотрел на меня.

– Слышь, а мы в их стереотипы не вписываемся…

– В чьи? – не понял он. – В какие стереотипы?

– В психосоциальные.

Н-да, это только раненому в голову человеку сейчас до моих рассуждений! Но меня уже понесло:

– Понимаешь, они привыкли к стереотипам. В общении, в поведении. Если военный – должна быть субординация. А мы – все по именам, а то и вообще по никам с форума. Без всяких там «товарищ лейтенант, разрешите обратиться». Для них – это шок. Они нас не могут вписать в свой «табель о рангах». Если мы военные – должны ходить строем и бегать по приказу. Если гражданские – тут их тоже клинит. Не могут гражданские так воевать. И еще это своеволие в передвижениях и командовании. Каждый делает, что хочет. Для нашего времени – это норма, а они про креатив еще лет шестьдесят слышать не будут. В общем, либо мы меняем их, либо меняемся мы. А оно не получится. Меняться. Мы все делаем индивидуально, реализуя одну цель. А в этом времени все делают однотипно, реализуя только свою часть приказа. А дальше – все! И мы – все! Чуют мои нижние девяносто шесть, что на этом мы и попалимся. На неумении ходить строем и козырять на каждую фуражку.

– Ну, значит, будем воспитывать молодежь… – констатировал Олег. – Хотя эта молодежь по году рождения нам в деды-прадеды годится, но все ж… Да и выходить к своим рано нам еще. Слабы мы, не выйдем.

Ладно, винтовка сломана, подберу другую, и наганы поднять надо, автомат тоже. Блин, сколько я бродил?! Что, Тэнгу ко мне не подпустил никого? Получается, так. И оружие все подобрали, и наганы мои, и автомат кто-то прихватил. Ладно, пойду в лагерь. Ага, вот и наши сидят, обсуждают чего-то. Подхожу к Нике и говорю: «Командир, я без оружия остался, и… А чего на меня все так странно смотрят?»

– Ребята, на пятиминутку соберитесь, пожалуйста! – попросила я.

Собрались все, кроме Степана, у которого «постельный режим».

– В общем, так, – говорю, – первое – на запад так на запад. Мы сейчас находимся на перекрестье дорог Барановичи – Бобруйск. Двигаться надо по дороге. Справа у нас болото – причем конкретное болото. Слева параллельно нам дорога Слоним – Брест. До самого Бреста полторы сотни кэмэ. По дороге. Будем изображать колонну поврежденной техники с пленными – а как мы еще объясним советских солдат в колонне? Кстати, надо идти нагло и быстро – всех встречных, которые уж очень будут нами интересоваться, – валить, если сможем. А большие колонны нами интересоваться не будут. Им не до нас. Это психология большой и малой рыбы. Маленькой до всего есть дело, а большой по фиг – она крута и от этого тащится.

– Два, – продолжила я, – давайте разберемся, что у нас с пополнением. Не надо забывать, что они хоть и солдаты и привыкли к подчинению – это все-таки люди, а не куклы. Они могут не быть готовыми играть в наши игры. Приказать мы можем, но тоже – разберутся, что к чему, и пошлют нас лесостепной полосой! Так что надо или сейчас их кратко вводить в курс дела, или «расставаться друзьями». Вот так, мужики! Хотелось бы услышать мнение общества, и не тяните… времени, сами понимаете, ни хрена не осталось.

Пока группа готовилась к маршу и распределяла роли, я решил проехаться по дороге в сторону, противоположную предполагаемому курсу.

Когда вернулся, колонна уже выстроилась и приготовилась к движению. Подойдя к «засланцам», стоявшим отдельной группой и что-то обсуждавшим, я тихо сказал:

– Есть три новости. Первая, снарядов к пушке в моем гробике больше нет. Вторая, инфу по оперативной обстановке из компов можно смело удалять, минимального воздействия не получилось. Ну, и третья – дайте «Мемуары солдата» почитать, пока ноуты живые, если есть у кого… И еще, сигаретой угостите, я за обратную дорогу пять штук выкурил, больше нет.

– Ну, почитай, – протянул Олег, видимо, голова у него болела все сильнее. – На диске D лежат, в папке «мемуары»… а чего это тебя пробило-то на это чтиво? И почему сводки выкидывать? Да и читай так, чтоб красноармейцы не увидели, с ЧЕГО ты читаешь!

В ответ на слова Олега я кивнул на стоявший в стороне броневик, на броне которого был привязан труп.

– Документы я проверил… Да и портрет раньше видел, поэтому и проверял… Смотреть будете? Или тут бросим? Там, внутри, еще МГ, снятый с мотоцикла охраны. БТР сгорел, да и страшно к нему подходить было, ничего не снял.

– Неужто ты «Быстроходного Гейнца» грохнул?! – охренел Соджет. – Я х…ю с вас, дорогая редакция! Ну ты силен!

– Да я только на спуск нажал, они сами в прицел заехали… Дорожка узкая была. Не разъехаться. А когда трупики мародерить пошел, сам испугался…

– А как он тут оказался?

– Да кто его знает, мы в не таком уж глубоком тылу именно у его группы.

А тем временем все вокруг сворачивали лагерь. Да уж, привал не удался. Неважно, прислали ли ту сотню на рутинное прочесывание леса или они искали конкретно нас, но очевидно, что они успели связаться со своими, и очень скоро здесь может быть проверка – кто, мол, маленьких обижает?

Мы, иновременцы, стояли в это время у головного «двадцать шестого» и на карте прикидывали варианты маршрута и порядок движения.

Наша группа практически была готова к движению, когда вернулся из рейда по округе Саня.

– И что с тушкой «Быстроходного Гейнца» сделаем? – спросил Соджет. – Жаль, спирту нет или формалина, забальзамировали бы голову… А то такой трофей – ведь никто не поверит же! А нам бы ох как пригодился бы на выходе к своим… Хотя, может, его в шнапсе замариновать?

– Не фиг добро переводить! – отозвался Саня. – Все равно не поверят. Да и не знают толком, как он выглядит, ну и в процессе попортится – даже кто знал, затруднятся. И это, ему в пузо двадцать мэмэ вошло, считай, только голова с плечами и осталась.