А потом все прекратилось. В смысле пришлось нам браться за ум. В один прекрасный день Олег вернулся от железки на 7ТР с гнутым стволом и огорошил нас известием о взрыве «Доры». Правда, уверенности, что это именно она, у него не было, просто очень уж здоровый ствол, кувыркаясь, огрел 7ТР. Да и снаряды в подорванном им составе рванули уж очень сильно.
Немцы же после этого совсем озверели. Выйти из лагеря становилось все тяжелее. Немецкие авиаразведчики постоянно крутились в небе, дороги патрулировались и преграждались блокпостами, по лесам шастали егеря. В один из дней Сергей отпросился у генерала смотаться на довольно близкую базу, где, по слухам, было много имущества связи. А когда вернулся, набросился на Олега. Оказывается, немцы всерьез принялись за карательные операции и, не найдя нас, отрывались на мирном населении. На одно такое село, где поработали эсэсовцы, и набрел Сергей. Ну, этого следовало ожидать.
Олегу в ответ сорвало начисто крышу, и он, забаррикадировавшись в Т-26, пытался его выгнать из капонира… На что он рассчитывал – не знаю. Мы с парнями загнали лом между гусеницей и катком. Танк крутанулся на месте, гусеница лопнула, и танк со всей дури протаранил стену капонира.
Сергей Олегович
С вечера я пошел отпрашиваться у генерала отправиться на очередную вылазку, узнав от кого-то из бойцов, что совсем неподалеку есть много брошенного имущества связи. Со связью у нас, скажем так, было плоховато, кое-как наладили только телефонную с удаленными секретами на подходах к нашему убежищу. С радиосвязью же было вообще хреново. Карбышева я застал читающим с моего ноутбука мемуары фельдмаршала Кессельринга и что-то внимательно конспектирующим. План моей вылазки он одобрил, уточнив кое-какие детали. И рано утром, погрузившись с Петровичем на машину и взяв нескольких бойцов из пограничников да милиционера в качестве проводника, мы выехали. В последнее время с вылазками приходилось все тяжелее и тяжелее, после первоначального бардака немцы, наконец, взялись за наведение порядка. Тем более, действия нашей группы их, скажем так, обозлили. По слухам, специально для наведения порядка на оккупированной территории из Франции и Югославии были переброшены дополнительные силы. «Костыли» и «Рамы» шныряли в небе над лесами целыми днями, на дорогах было усилено патрулирование, увеличены гарнизоны в населенных пунктах и организовано некое подобие блокпостов в ключевых точках. Поэтому приходилось пробираться по заброшенным лесным дорогам и постоянно прятаться от авиаразведчиков, да и вообще ото всех, кто мог нас увидеть.
– Здесь деревенька должна быть, – сказал милиционер мне, когда мы в очередной раз прятались от назойливого «небесного ока» в лице «Хеншеля», он же «костыль». – Можно попробовать продуктами разжиться, а то крупа с консервами уже поперек глотки стоят.
– Давай попробуем, – сказал я. – Только осторожно, нам только фрицев не хватало встретить для полного счастья.
– Лады, – ответил милиционер. – Я сейчас с Синченко вместе и смотаюсь, разведаю, что да как.
– Только смотрите там, в бой не вступать, в случае обнаружения уводите погоню в другую сторону и пытайтесь оторваться. Понятно? – сказал я ему.
– Ну, ты нас, Олегыч, совсем за дураков не держи, – улыбнулся милиционер. – Мы сейчас потихоньку, незаметненько…
…В убежище я приехал уже поздно, выскочил из машины и первым, кого увидел, был Соджет, ковыряющийся возле очередной трофейной железяки.
– А-а-а-а, вот он, стрелок наш… – протянул я, как мне казалось, тихим и спокойным голосом, от которого все, кто был рядом, почему-то шарахнулись в разные стороны. – Соколиный глаз ты наш… Пострелять, значит, любим, да?.. По вагончикам немецким… Ну, пошли, посмотришь интересную вещь, очень завлекательную… Пошли-пошли… не надо от меня шарахаться…
– Олегыч, ты чего? Олегыч, не надо! – услышал я голос Степана.
– Не бойся, я ничего такого не буду… пока… – попытался ухмыльнуться я, но вместо улыбки вышла чудовищная гримаса…
…Вошли мы в штабной блиндаж, я сразу достал из кармана с «афганским сюрпризом» свой мобильник, который «Сони Эрикссон», и ткнул в руки Соджету:
– Подсоединяй к компу и смотри… Папка «видео»… Внимательно смотри… к чему меткая твоя стрельба привела… Стрельнул ты метко и укатил, радостно гыгыкая… а там деревенька была неподалеку… Смотри теперь и думай… хорошо думай… – с этими словами я налил себе стакан немного разведенного спирта и жахнул его залпом… как вода пошло…
…После просмотра видеозаписи все были подавлены… Такого развития событий никто не мог предвидеть…
– И кто такое сотворил? – спросила Ника.
– Каратели… – ответил я. – Хорваты…
– Кто?!
– Хорваты. По крайней мере, на руке красно-белые шашечки и надпись – «Hrvatska». Создают «мертвую зону» вокруг железки… – с этими словами я протянул трясущиеся руки. Под ногтями была бурая кайма…
– Восемь раз мыл, с мылом… не отмывается… – и вырубился…
Олег Соджет
Просмотрев запись на мобильнике, я достал сигарету и вышел из блиндажа. Покурить. Закурил и двинулся в сторону капониров с техникой.
– Ах, так… Так, значит… Я… Я виноват?! Значит, я сидеть должен и молча смотреть, как они тут распоряжаться будут??? И лишнего немца не тронуть?! Ну уж… Шарахаться?! Да я… Ну, раз так… Тогда… Раз вы все так… ТОГДА МНЕ С ВАМИ НЕ ПО ПУТИ!!! Я их, гадов этих, бил и бить буду! А раз я такой плохой… То и воевать сам буду!!! – шептал я себе под нос.
– А хорваты, – на моем лице появилась улыбка, от которой, если б кто ее увидел, передернуло бы. – Вот ими-то и займусь!
После чего рванул в сторону ангара, в котором стоял ОТ-26.
«Ну что ж, – вертелось в голове, – значит, это мой последний и решительный…»
И с этими мыслями я занял место за рычагами.
«Эх… Одному неудобно и жечь, и ехать… Ну, ничего, стоя отработаю, – я криво ухмыльнулся своим мыслям. – Да какая разница – стоя или в движении-то? – одернул я себя, захлопывая люк и заводя двигатель. – Все равно, это будет мой последний бой».
Перед глазами у меня при этом стояла кровавая пелена. Руки на рычагах управления я сжал так, что костяшки пальцев аж побелели. Из прокушенной от злости и обиды губы по подбородку стекала кровь. Куда ехать, я не знал, мысль была только одна: кого-нибудь убить. Убить и… погибнуть…
Танк, ревя двигателем, как рассерженный медведь, рывками начал выползать из капонира.
Только ОТ успел выйти из капонира, как перед ним кто-то появился. Давить своих я, конечно, не собирался, потому резко крутнул машину вправо. ОТ развернулся буквально на месте. После чего резко прыгнул вперед. Это я сделал, чтобы опять никто не стал перед машиной.
Но проехал после поворота я недолго. ОТ внезапно повело влево (как потом я узнал, эти ломастеры между гусеницей и катками лом засунули, он гусянку и порвал, когда в корпус уперся). И, на полном газу врезавшись в стену капонира, я от удара треснулся головой в броню и потерял сознание.
Сергей Олегович
ОТ, внезапно крутнувшись на месте, со всего маху влупился в бетонную стену, аж крошка из нее брызнула. После чего замер на месте, продолжая реветь мотором и скребя уцелевшей гусеницей землю, зарываясь в нее все глубже. Через минуту двигатель кашлянул и заглох. Но люки оставались закрыты, и из машины никто не появлялся…
Вскрыли при помощи опять же ломов и чьей-то матери танк, вытащили оттуда нашего горе-танкиста и потащили в санчасть в чувство приводить, ибо шарахнулся он капитально головой, даже шлем не очень помог…
– На фига технику курочить? Нет, чтоб до какой-нибудь «брони» сбегать, башенный ключ спросить, вряд ли Олег люки на замок закрыл, скорее всего просто защелкнул, – сказал Букварь, флегматично наблюдавший за суетой со стороны.
Вечером мы с Соджетом стояли навытяжку перед генералом, а он разбирал наши полеты. Говорил он тихим и спокойным голосом, но, честно, лучше бы орал, топал ногами и брызгал слюнями – это было бы привычнее. Очень хотелось от стыда провалиться сквозь землю, но, увы, не получалось. Жесткому и нелицеприятному разбору были подвергнуты все наши сегодняшние «подвиги».
