– Беречь снаряды, – приказал я, – стрелять только по пулеметам и скоплениям пехоты. На одиночек не размениваться.

Немцы шли довольно шумно, не таясь. Слышна была немецкая речь – эх, жаль, не понимаю ничего. И говорила же мне бабушка – учи идиш, так нет, дурень, как же это я буду учить смесь немецкого с английским… Но если не таятся – значит, не знают, что мы здесь. Это есть гуд. Тем больнее будет сюрприз.

Кто отдал приказ на открытие огня, я не знаю. А может, и не отдавал никто, а у кого-то нервы не выдержали, но лес взорвался стрельбой. Я молчал, выжидая, пока немцы приблизятся еще чуть-чуть. А главное – где немецкие пулеметы? Желательно хоть те, что поближе ко мне, убрать сразу. Наконец «заговорил» «максим». «Пора, что ли? Эх, неохота, братцы!» – мелькнула мысль. Было непривычно и жутковато вступать в бой вот так вот, лежа на земле, а не в надежной и знакомой до боли башне «колесницы», и я, ругнувшись про себя, прицелился и открыл огонь. Очень даже удачно. Бил короткими очередями, и постепенно ощущение необычности проходило, уступая место привычному азарту. Вспомнилось, как в учебной роте уже стреляли по шарам. Особенным шиком считалось бить одиночным: один патрон – один шар. Не самое легкое дело – с FN MAGa отбить одиночный, но у меня получалось. Так что и с MG-34 получится.

Наткнувшись на сопротивление, немцы залегли. И началось! Если бы не танки, то с нашей стороны живых бы не было в течение очень невеликого времени. После боя уже вспомнилось «Волоколамское шоссе», там немцы прижали нашу роту. Полноценную роту, а не… не скажу, кого. И было там всего ДВА пулемета. Но у нас были танки.

Первый пулемет немцев замолчал, накрытый прямым попаданием, не успев толком начать стрельбу. Удачно. Еще пара отвлеклась на Дока. Млять!!! Уходи, меняй позицию!.. Однако их расчетам стало резко невесело – пулеметная «двадцать шестерка» чуть сместилась, прошерстив их длинными очередями. Ее огонь не давал немцам подавить Дока, а он, в свою очередь, не давал немцам борзеть. Но долго так продолжаться не могло. Вот замолчал «максим», вот рванулся «мутный»… Н-дааа, недалеко он убег. Если танки не выйдут в атаку, нам конец.

Когда началась стрельба, комиссар вначале лежал, как и остальные, но когда раздались пулеметные очереди и одна из них прошла у него над головой, он бросился бежать. Однако пробежал он всего метров десять, когда в спину ему впилась пуля.

«Не надо было бежать, может…» – мелькнула последняя мысль.

– Собаке собачья смерть, – сплюнул красноармеец Воронов и продолжил стрельбу по врагу.

Немцы, попав под огонь, заметались и залегли, явно не ждали такого отпора. Да еще танки подбавили страху. Вот и пушкари зашевелились, пулеметный танк засекли. Понятно, время начинать. Думал, обойдется, но, похоже, пушку никто, кроме меня, не видит. Выстрел, и наводчик падает, получив пулю под каску, второй – и падает еще один, сунувшийся к прицелу. Третий раз выстрелить мне не дали, чья-то очередь разнесла пенек, за которым я прятался, и разбила мой карабин. Поймав скулой щепку, я невольно вскрикнул, Тэнгу, видимо, приняв этот вскрик за команду, прыгнул вперед, к пушке.

«Сейчас убьют мою собаку!!!» – пронеслось у меня в голове, и, выхватив оба «нагана», я полетел вслед за псом к орудию.

Какой-то немец, похоже, командир орудия, с автоматом разворачивается к нам. Стреляю – мимо. Он – тоже, по Тэнгу. Малыш, буквально проскользнув мимо свинцовой струи, бьет носом в пах стоящего на пригорке немца. И вцепляется. Дикий вибрирующий вопль перекрывает шум боя. Офигевшие от такого зрелища артиллеристы на секунду застыли в ступоре, этого мне хватило. Барабаны револьверов опустели, но и на огневой позиции живых немцев не осталось. Хватило и остальным фрицам, они побежали назад, к дороге и, конечно же, ко мне. Подхватив автомат загрызенного Тэнгу немца, я дал очередь во весь рожок. Тут кто-то у наших поднял ребят в контратаку, как бы не тот мужик, которого ребята окрестили «мутным», правда, его тут же убили, но поднявшихся в атаку это уже не остановило… На поляне закипела рукопашная. Патроны во втором рожке кончились неожиданно быстро, а ко мне подбегали трое немцев. Одного взял на себя Тэнгу, а другой решил проткнуть меня штыком. Прием перехвата копья прошел на удивление чисто, а удар ладонью снизу в нос если и не убил, то выключил противника наверняка. Тэнгу со своим врагом справился, а вот мне не повезло, третий немец успел ударить меня прикладом по голове. Хорошо, что слабо и вскользь, кто-то его вовремя подстрелил, но мне хватило. Мир окрасился сначала красным, потом стал серым и прозрачным, безумная ярость затопила мой разум, и ее не нужно было гасить, наоборот. С дурацкой кривой ухмылкой, намертво прикипевшей к лицу, и чужой винтовкой в руках я кинулся в драку. Дальнейшее я толком не запомнил, сплошное «хрясь, хрусть, кишки наружу». Пришел в себя уже потом, с разбитой винтовкой в руках, весь в кровище. Первая мысль: «Где Тэнгу?» Ага, рядом, в лицо заглядывает: «Старший, ты уже вернулся?»

Вторая мысль: «Своих не задел?» Вроде нет. Третья мысль: «Все наши (в смысле попаданцы) живы?»

Немцы возле грузовиков огня открыть не успели, я их срезал длинной очередью. Но две первые машины оказались с водителями и рванули мимо меня. Начал я башню разворачивать, но чувствую – не успею – уйдут, а тут как раз отступающие из леса показались, ну, остаток пулеметной ленты я на них потратил. Только после этого до меня дошло, что, как стрелять из пушки – я не разобрался… Каково же было мое удивление, когда я вылез из люка после боя: два удиравших грузовика не ушли далеко – один стоял, уткнувшись носом в кювет метрах в пятидесяти позади моего броневика, второй – чуть ближе, посередине дороги, визжал на высоких оборотах. Нога трупа, сидевшего за рулем, продолжала жать на газ, несмотря на то что передачу он как-то выключил.

Я запрыгнула на броневичок Сани. Все ж удобнее передвигаться не на своих. Да и не набегаю я много. Все-таки расстояние до машин приличное – это если напрямую… Но Букварь рванул влево и так хорошо их обошел, что мило-дорого. Я на полдороге спрыгнула и скатилась в кювет, так, чтобы оказаться сзади и подстраховать. Броневичок-то хорош, жалко его будет терять.

Тут Саня и дал очередь. Как раз по задней машине. Вот досада. Не мог уж подождать чуток. Мне бы еще метров пятьдесят, и я бы разобралась с водилами. Машины рванули, и я, как дура, оказалась у них как раз на дороге. Что ж, пробуем… надеюсь, не зря учили не бояться машин… когда каскадировала на Довженко.

Главное, забыть, что она движется… А она, блин, движется! И еще как быстро!

– Бл… – Я как дурная ору и жму на спуск.

Откат. Винтовку в сторону и выхватываю пистолеты. Вторая машина тормозит, чтобы не въехать в зад первой. Я стреляю и не могу остановиться. Все кажется, что пули уходят мимо…

Когда он остановился? Когда я закончила стрелять? В голове туман. Адреналин зашкаливает так, что бьет в виски. Обоймы пусты. Машина стоит.

……… – опять маты. А как же без них? Я падаю на колени посреди дороги и ругаюсь. Руки не разжимаются. Даже чтобы перезарядить. – Мальчики, – шепчу, – я же никогда не каскадировала с грузовиками. Я же по легковушкам. Я же… не умею…

Со стороны дороги донеслись выстрелы и рев двигателя. Наши!!! Немцы замешкались и почти прекратили огонь. Ну!!!

– В атаку. Ур-а-а-а! – Кто сказал? Неважно. Вперед!!! Бежать, бежать, чувствуя, что уже подхватила неясная сила. Бежать, видя, что немцы бестолково мечутся под перекрестным огнем с танков!

Первый!!! Выстрел, валится. Страшный удар сбоку, выстрел, удар, темнота.