Уподобляясь душе богов, ведя диалог с быком Аписом и крокодилом Собеком, размахивая гарпуном, чтобы помешать гиппопотаму причинить вред, Фараон устанавливал связь между потусторонним миром и народом Египта. Благодаря действиям царя невидимые становились видимыми и создавалось гармоническое отношение между природой и человеком.

В прилегающем дворе было сооружено возвышение, на котором стояли два расположенных рядом трона; чтобы взойти на них, Рамзес должен был подняться по нескольким ступенькам. Когда он садился на трон Верхнего Египта, на нем была белая корона, а на трон Нижнего Египта — красная. И каждая ритуальная фаза исполнялась одной или другой частью царской личности — двоевластие в движении, внешне неустранимая противоположность, но устраненная в существе Фараона. Так, Две Земли, не смешиваясь, становились одной. Восседая поочередно на одном и другом троне, Рамзес был то Гором с зорким взглядом, то Сетом с непревзойденным могуществом, и одновременно третьим существом, примиряющим двух братьев.

В предпоследний день праздника царь снял белую тунику и надел традиционную набедренную повязку фараонов эпохи пирамид, к которой был прикреплен хвост быка. Настал час проверить, правильно ли царствующий Фараон усвоил энергию богов и способен ли он вступить во владение небом и землей.

Так как Фараон испытал на себе тайну двух братьев-врагов, он был готов снова получить завещание богов, делающее его наследником Египта. Когда пальцы Рамзеса сомкнулись на маленьком кожаном футляре в форме лапы, в котором находился бесценный документ, у каждого защемило сердце. Рука человека, будь он повелитель Двух Земель, будет ли в силах взять сверхъестественный предмет?

Крепко держа завещание богов, Рамзес взял руль, символизирующий его способность вести корабль государства в правильном направлении. Затем он пробежал по большому двору, уподобленному целостности Египта, как отражение неба на земле. Четыре раза царем Нижнего Египта был совершен ритуальный бег в направлении каждой из четырех сторон света, и четыре раза — царем Верхнего Египта. Провинции Двух Земель были, таким образом, преображены шагами Фараона, утверждающего господство богов и присутствие небесной иерархии. Через него все почившие фараоны возвращались к жизни, и Египет становился плодородным полем божественного.

— Я бежал, — провозгласил Фараон, — держа в руках завещание богов. Я пересек всю землю и прикоснулся к ее четырем сторонам. Я пробежал ее по велению сердца. Я бежал, я пересек океан первопричин, я коснулся четырех сторон неба, я ходил так же далеко, как свет, и вручил плодородную землю ее властелину, Закону жизни.

В последний день праздника возрождения в городах и деревнях готовились к торжеству; все знали, что Рамзес победил, и его энергия была обновлена. Однако торжество не могло начаться до того, как возрожденный Фараон не покажет своему народу завещание богов.

На заре Рамзес сел в носилки, которые подняли вельможи Верхнего и Нижнего Египта; спина Амени болела, но он считал своим долгом внести вклад в этот тяжелый труд. Фараона сопровождали во все четыре стороны света, и в каждой из четырех сторон он натянул лук и выпустил стрелу, возвещавшую всему миру, что Фараон продолжает царствовать.

Затем царь поднялся на трон, подножие которого было украшено двенадцатью львиными головами, и обратился к властителям пространства, возвещая о том, что Закон Маат заставит замолчать силы зла.

Снова коронованный, как в первый раз, Рамзес почтил предков. Они, открывшие путь в невидимое, заложили основу царства. Сетау, благодаривший судьбу за твердость своего характера, не смог удержаться от слез. Никогда Рамзес не был так велик, никогда Фараон до такой степени не воплощал свет Египта.

Царь покинул большой двор, где было упразднено время. Он прошел через зал с колоннами и поднялся по лестнице, ведущей к вершине пилона. Он появился между двумя высокими башнями, как полуденное солнце, и показал своему народу завещание богов.

Толпа издала оглушающий крик. Приветственными возгласами Рамзес был признан достойным царствовать; его слова будут жизнью, его деяния соединят землю с небом. Нил будет плодоносным, достигнет основания холмов, покроет землю плодородным илом, даст людям чистую воду и бесчисленных рыб. Так как боги были на празднике, счастье наполнило все сердца. Благодаря царю пища будет такой же обильной, как песчинки на берегах Нила. Разве не говорили о Рамзесе Великом, что он своими руками создает процветание?

Два месяца и один день.

Бурный день после двух месяцев тайного и тщательного расследования. Серраманна не скупился на средства: его лучшие люди, опытные наемники, получили задание следить за Амени и, не привлекая внимания, обыскивать его помещения. Сард предупредил их, если они попадутся, он откажется от них, а если они заявят о его причастности, он задушит их собственными руками. Обещанные вознаграждения: дополнительные отпуска и вино высшего качества.

Удалить Амени из его кабинета оказалось трудным.

Его поездка в Фаюм предоставила сарду неожиданную возможность; но обыск не дал никаких результатов. Ни в служебных комнатах, почти всегда пустующих, ни в сундуках, ни в библиотеке личный писец Рамзеса не прятал недозволенных предметов. Амени продолжал работать днем и ночью, много ел и мало спал. Что касается его посетителей, они являлись высшими сановниками, и писец имел обыкновение встречаться с ними для того, чтобы потребовать отчета и подогреть их рвение в служении государству.

Слушая отрицательные сообщения сарда, Сетау спрашивал себя, не приснилось ли ему все это. Но Лотос, как и он, хорошо слышали имя Амени, названное капитаном баржи. Невозможно стереть из своей памяти эту грязь.

Серраманна подумывал снять наблюдение; его люди нервничали и могли допустить оплошность.

И именно в этот грозовой день произошел случай, которого они так страшились. До наступления полудня, когда Амени был один в своем кабинете, он принял необычного посетителя, плохо выбритого, одноглазого, отвратительного человека с грубым лицом.

Наемник Серраманна следовал за ним до порта Пи-Рамзеса и без труда определил род его занятий: капитан баржи.

— Ты в этом уверен? — спросил Серраманна Сетау.

— Капитан отправился на юг с грузом кувшинов. Вывод напрашивается сам собой.

Амени возглавил шайку воров, Амени, знающий лучше, чем кто-либо, управление и злоупотребляющий им для личной выгоды… А может быть, еще и хуже.

— Амени выжидал определенное время, — заметил сард, — но потом вынужден был возобновить связь со своими сообщниками.

— Не могу в это поверить.

— Сожалею, Сетау, но я должен рассказать Рамзесу все, что я знаю.

Забудь обиды, — писал император Хаттусили Фараону Египта, — удержи свою руку и позволь нам вдохнуть дыхание жизни. Ты воистину сын бога Сета! Он пообещал тебе страну хеттов, и они принесут тебе в качестве дани все, что ты пожелаешь. Разве они не у твоих ног?

Рамзес показал табличку Амени:

— Прочти сам… Как изменился тон императора!

— Сторонники мира взяли верх, влияние царицы Путухепы оказалось решающим. Твое Величество, тебе ничего не остается, как сделать предложение дочери хеттского императора стать царицей Египта.

— Придумай красивые фразы, внизу которых я поставлю свою печать. Аша умер не зря. Так увенчалось дело всей его жизни.

— Я бегу в свой кабинет, чтобы подготовить послание.

— Нет, Амени, напиши его здесь. Сядь в мое кресло и воспользуйся последними лучами солнца.

Личный писец царя остолбенел:

— Я… В кресло Фараона… Никогда!

— Ты часом не боишься?

— Конечно, боюсь! Люди получше меня были сражены на месте за то, что позволили себе подобное безумие!

— Поднимемся на террасу.

— Но… это письмо…

— Оно может подождать.

Панорама была завораживающей. Роскошная и спокойная столица Рамзеса Великого отдавалась ночи.