Танит онемела от волнения. Никогда ей не приходилось встречать мужчину, источавшего какую-то животную чувственность. Пир перестал существовать для нее. Ею владела только одна мысль: как можно быстрее заняться любовью с этим незнакомцем.

Рамзес присутствовал на поединке между Серраманна и Меренптахом. Облаченный в гибкий панцирь, в рогатом шлеме, с круглым щитом в руках, сард наносил удары мечом по прямоугольному щиту младшего сына Рамзеса, вынужденного отступать. Фараон попросил начальника своей охраны не щадить Меренптаха; поскольку он желал показать свою доблесть в сражении, то не мог и мечтать о лучшем противнике.

Двадцатисемилетний Меренптах, «Любимец бога Птаха», был хорошо сложен, храбр, уравновешен, одарен превосходными рефлексами. Хотя сард перешагнул за пятьдесят, он не потерял силы и динамизма в движениях; сопротивляться ему уже было подвигом.

Меренптах отступал, снова нападал, отражал удары, передвигаясь боком; мало-помалу он изматывал Серраманна.

Вдруг гигант остановился, бросив на землю меч и щит:

— Хватит. Будем драться голыми руками.

Меренптах секунду помедлил, затем последовал примеру сарда. Рамзес вспомнил день, когда он на берегу Средиземного моря победил разбойника Серраманна, до того как сделал его начальником своей личной охраны.

Сын царя был застигнут врасплох неожиданным выпадом великана головой вперед; Меренптах не привык сражаться подобно дикому зверю. Опрокинутый на спину, лежа в пыли, он уж было подумал, что задохнется под тяжестью бывшего разбойника.

— Урок окончен, — сказал Рамзес.

Мужчины поднялись с земли. Меренптах был вне себя от ярости:

— Он предательски набросился на меня!

— Враг всегда так поступает, сын мой.

— Я хочу возобновить поединок.

— Не стоит, я увидел то, что хотел. Поскольку тебе был дан полезный урок, я назначаю тебя главнокомандующим египетской армией.

Серраманна одобрительно кивнул.

— Через месяц, — продолжал Рамзес, — ты представишь мне полный и подробный отчет о состоянии наших войск и качестве вооружения.

Пока Меренптах переводил дух, Рамзес удалился на своей колеснице, которой правил сам. Кому доверить судьбу Египта: ученому Ка или воину Меренптаху? Если бы их качества были объединены в одном человеке, сделать выбор было бы проще. И не было больше Нефертари, чтобы дать совет царю. Что касается многочисленных «царских сыновей», тоже не лишенных достоинств, ни один из них не обладал такими яркими талантами, как сыновья Красавицы Изэт. А Меритамон, дочь Нефертари, выбрала уединенную жизнь в храме.

Рамзес должен был принять во внимание мнение, которое высказал Амени сегодня утром: «Пусть Твое Величество духовно возродится с помощью магических обрядов, чтобы продолжать царствовать до конца своих дней; для Фараона никогда не было другого пути и никогда не будет».

Райя вышел из амбара, пересек квартал цехов, прошел мимо царского дворца и достиг большой аллеи, ведущей к храмам Пи-Рамзеса. По краям аллеи росли акации и смоковницы, дающие благодатную тень, она казалась прообразом столицы Рамзеса, величественной и успокаивающей.

Купец оставил слева храм Амона, а справа — храм Ра, стараясь идти спокойным шагом, он направился к храму Птаха. Вблизи здания пришлось отступить; во внешней стене в нишах находились стелы, на которых скульпторы высекли глаза и уши. Не слышал ли бог самые затаенные слова и не видел ли самые тайные намерения?

«Суеверие», — подумал Райя, однако забеспокоился. Он обошел стороной угол стены, где в нише стояла скульптура богини Маат. Так народ мог созерцать наивысшую тайну цивилизации фараонов, этот незыблемый закон, рожденный за пределами времени и пространства.

Райя остановился у дверей ремесленников; стражник его знал. Они обменялись несколькими безобидными замечаниями о красоте столицы, купец пожаловался на скупость некоторых покупателей, затем ему разрешили войти в часть храма, предназначенную для мастеров золотых и серебряных дел. Специалист по драгоценным вазам, Райя часто посещал многих из них и всегда спрашивал о семье одного или о здоровье другого.

— Ты хотел бы узнать наши секреты, — сказал сквозь зубы старый мастер, укладывающий на тележку слитки.

— Я от этого отказался, — признался Райя, — видеть, как вы работаете, достаточно для моего счастья.

— Но ты же не пришел сюда отдыхать?

— Я бы хотел приобрести одну или две красивые вещи.

— Чтобы перепродать их в три раза дороже!

— Я купец, мой друг, всего лишь купец.

Старший мастер повернулся спиной к Райя, привыкшему к такому неприветливому приему. Скромный, почти незаметный, он наблюдал за подмастерьями, приносившими слитки своим собратьям, которые взвешивали их под контролем писцов. Затем драгоценный металл помещался в закрытую вазу, поставленную на огонь. Выдувальщики часто оставались с надутыми щеками, чтобы не потерять ритм. Другие рабочие выливали расплавленный металл в резервуары различной формы и передавали мастерам, обрабатывавшим их на наковальне каменными молотками, чтобы придать им форму ожерелий, браслетов, ваз, украшений для дверей храмов и статуй. Секреты ремесла передавались от учителя к ученику в процессе многолетнего обучения.

— Великолепно, — сказал Райя мастеру, который только что закончил нагрудник.

— Он украсит статую бога, — уточнил ремесленник.

Купец понизил голос:

— Здесь можно говорить?

— В цехе очень шумно. Нас никто не услышит.

— Мне сказали, что твои два сына хотят жениться.

— Возможно.

— Ты был бы доволен, если б я предложил им кое-какую мебель?

— А какова цена?

— Небольшая информация.

— Если ты задумал узнать секреты нашего ремесла, на меня не рассчитывай!

— А я ничего такого и не прошу!

— Что же ты хочешь знать?

— Я хотел бы помочь сирийцам, которые поселились в Египте. Ты ведь уже нанял одного или двух в свой цех?

— Одного.

— Он доволен своей судьбой?

— Более или менее.

— Если ты согласишься назвать его имя, я с ним поговорю.

— Это все, что ты хочешь знать, Райя?

— Я начинаю стареть, у меня нет детей, однако я владею кое-каким имуществом и хотел бы помочь сирийским братьям.

— Египет научил тебя быть щедрым… Тем лучше. Во время суда над душой великие боги оценят твою доброту. Твой сириец — один из выдувальщиков. Вон тот, самый толстый.

— Надеюсь, что мои подарки поспособствуют счастью твоих сыновей.

Райя дождался конца работы, чтобы поговорить с сирийцем-выдувальщиком. После двух неудач с плотником и каменщиком, довольных своей жизнью, успех был полным.

Сирийский выдувальщик, бывший пленник, захваченный у Кадеша, не желавший смириться с поражением хеттов, надеялся, что мир рано или поздно будет нарушен. Озлобленный и мстительный, он являлся тем человеком, в котором нуждались Урхи-Тешшуб и Райя. Более того, у выдувальщика было несколько друзей, разделявших его взгляды.

Райя без труда уговорил его вступить в тайный союз, чтобы способствовать разрушению гармонии, царившей в Египте.

Урхи-Тешшуб укусил свою любовницу за шею и грубо проник в нее. Танит вздохнула от удовольствия. Наконец, она познала страсть, смесь грубости и беспрестанного неутоленного желания.

— Еще, — умоляюще проговорила она.

Хетт без устали наслаждался роскошным телом прекрасной финикийки. В крепостях Анатолии Урхи-Тешшуб привык относиться к женщинам, как они того заслуживали.

На какое-то мгновение Танит ощутила страх; в первый раз она не контролировала ситуацию. Этот звероподобный мужчина с неистощимой силой был почти страшен. Никогда финикийка не найдет такого любовника, способного разделить ее самые безумные фантазии.

Среди ночи она сдалась:

— Хватит… Я больше не могу.

— Уже?

— Ты чудовище!

— Ты, красотка, знала только мальчишек, а я мужчина.

Она страстно прижалась к нему:

— Ты великолепен… Я бы хотела, чтобы никогда не всходило солнце.