Не дождавшись вопроса, он развеял рукой облачко дыма и доверительно сказал:

— Каждый год в июле я прихожу в эту дивную рощу и приношу сюда цветы воспоминаний…

Я ничего не сказала, но мысленно произнесла цитату из классика: «Аркадий, не говори красиво!»

Он кивком указал в сторону.

— Видите — пень. Для вас это останки берёзы, а для меня — памятник большой любви…

Он посмотрел куда-то вдаль, а я всё думала, что мне мешает проникнуться его печальным настроением. И я поняла: мне мешает его рубашка — яркая, вызывающе модная рубашка.

— В жизни довольно-таки часто случается, что чувство умирает, едва успев родиться. Но бывает по-другому…

Он нервно хрустнул пальцами, и тут мне стало немножко не по себе. А вдруг он, как говорится, «с приветом»?… Наверно, эта тревожная мысль отразилась на моём лице, потому что он сделал успокоительный жест:

— Вы думаете, что то, что я говорю, не имеет смысла? Да?…

— Для меня-то уж во всяком случае, — ответила я и поймала себя на том, что мне вдруг ужасно захотелось узнать, что же привело его в рощу со своими цветами воспоминаний?

— Мне кажется, вы чуткий человек, и вы меня поймёте, — сказал он после паузы. — Когда-то в этой тихой рощице ко мне пришло большое чувство. Смотрите сюда, смотрите — в тот день я вырезал на пне «К+М=любовь». Вы спросите — что это значит? И я вам отвечу. Ка — это Кирилл, а эм — Мария. Ка плюс эм равняется любовь. Вы мне можете сказать, что это смешно, что это наивно… Может быть. Не знаю…

Погрузившись в воспоминания, он зажмурился и медленно покачал головой.

— И что же было дальше? — спросила я.

— А дальше случилось то, что она ушла, моя Мария, моя Маша. Ушла навсегда, ушла, как говорится — «в мир иной». Я вырезал тогда — ка плюс эм, а надо бы — ка минус эм…

Было видно, что он говорит с трудом, и здесь, в эту минуту, я почувствовала, что прощаю ему его пижонскую рубашку. Человек, способный так переживать, стоит выше всяких бытовых мелочей.

Он виновато улыбнулся:

— Хотите знать — почему я с вами так откровенен? Интуиция подсказывает мне, что вы хорошая, серьёзная девушка, умеющая слушать и понимать… И глаза у вас совсем как у Маши — серые… Если нам судьба ещё раз увидеться, я поведаю вам всю свою одиссею…

Он встал. Оторвал клочок обложки журнала, на котором сидел, и вынул шариковую ручку.

— Я оставляю вам номер телефона. Позвоните завтра вечером. Я не рассказал вам главного. Если вы не забыли — меня зовут Кирилл. Я не говорю — прощайте, я говорю — до свидания.

Он поклонился и ушёл.

Я смотрела ему вслед. Интересно, Он сказал совсем немного — и всё внешнее слетело как мишура, остался человек большой души. В сущности, кто он мне? Никто. Совершенно посторонний человек. Прохожий. Я ему, наверно, понравилась. А к тому же и глаза у меня как у той, которой больше нет…

Я лежала, смотрела на небо и слушала шелест листвы.

Вернулись Саша и Зойка с корзинкой сыроежек и кульком земляники.

— Как погуляли? — спросила я.

— Хорошо, — сказала Зойка, — эти все ягоды я собрала, а папа только грибы искал.

— И ты молодчина, и папа молодчина, — сказала я, а сама подумала: как Саша отнесётся к тому, что я ему сейчас расскажу? Хорошо, если серьёзно. А если он это воспримет иронически? Тогда ему вообще не стоит это рассказывать. Ни к чему.

Саша лёг на травку, вытянул свои длинные ноги и посмотрел на меня долгим испытующим взглядом.

— Больно у тебя вид загадочный…

«Скажу, — решила я, — скажу, но начну с конца. Так будет романтичней».

— Саша, — сказала я, — подними голову,

— Поднял. Что дальше?

— Посмотри!

— Смотрю.

— Видишь — берёзовый лень?

— Вижу.

— А теперь прочитай, что на нём вырезано. Разбираешь?…

Саша обернулся и хитро взглянул на меня. У него было какое-то странное выражение лица.

— Если не ошибаюсь, к нам прибыл Федя? — сказал Саша. Он оглянулся по сторонам и крикнул: — Уважаемый товарищ Клименков, где вы?…

— Я ничего не понимаю…

— Где Федя? — спросил Саша. — Клименков, я тебя вижу. Вылазь!

Саша встал и, продолжая оглядываться, сделал несколько шагов, всё ещё надеясь обнаружить своего Федю Клименкова. Потом он подошёл к тому берёзовому пню.

— Слушай, я совсем забыл тебе рассказать. Когда ты была в командировке в Перми, приехал ко мне Федя Клименков. Явился мрачный как туча. В министерстве маленько пощипали его проект. Ходили мы тут, дышали свежим воздухом, успокаивал я его как мог. Я ему говорю: «Всё наладится. Проект перспективный, но имеет недостатки. Поработай, и будет у тебя с министерством дружба и любовь». Федя говорит: «Ты оптимист», А я ему говорю: «Вот смотри, я для памяти вырежу на этом пне: ка плюс эм равняется любовь, что означает: ка — Клименков — плюс эм — министерство — равняется любовь». На сегодня у Феди всё в полнейшем порядке. Жду его. Приедет, используем пень как круглый стол. Конечно, много на него не выставишь, но нам много и не надо, верно?

Я помолчала, скатала бумажку с номером телефона в шарик и щелчком отправила его в полёт.

Телефон-автомат. Модно одетый молодой человек, держа в руке толстую тетрадь с полосками закладок, набирает номер. В ходе телефонного разговора он по мере надобности заглядывает в свои записи.

Молодой человек. Алло?… Добрый вечер, дорогая!.. Это я. Я хочу серьёзно с вами поговорить, Вернее, сказать вам всё, что у меня сейчас на душе. У меня только одна-единственная просьба. Не перебивайте. Я скажу всё. Договорились? А теперь слушайте. Только слушайте.

Вот уже девять дней, как я вас не вижу. Не могу себе представить, что вы решили со мной расстаться.

Давайте разберёмся и вспомним, что между нами было и почему всё рухнуло по вашей инициативе. Для человека нет ничего хуже печали. Это не мои слова. Так считает древний грек Менандр, и он безусловно прав, несмотря на свою древность.

Как вы помните, мы познакомились на японском джазе. Вы были с подругой, но я сразу обратил внимание именно на вас. Когда вы прошли мимо меня, я тут же вспомнил слова мыслителя Лессинга. (Заглянул в тетрадь). «Очарование — это красота в движений», а когда вы сели на своё место, я подумал, что Мигель Сервантес как в воду глядел, когда сказал, что «не всякий род красоты внушает любовь. Иногда она радует взор, но не покоряет сердца». Но я понял — здесь see наоборот. Уж кто был прав, так это Эмерсон, который точно подметил, что «красота без обаяния — это крючок без наживки». Золотые слова! Эмерсон зря не скажет, он философ-идеалист, публицист и писатель. Лично я его знаю таким с 1803 года до самой его смерти в 1882 году.

Извините, я отвлёкся, просто я излагаю вам то, что подсказала мне память.

Как вы помните, с концерта я вас подвёз ка такси, потому что, во-первых, был дождь, а во-вторых, мне захотелось сделать приятное вам и вашей подруге, которую я, по правде говоря, в тот вечер уже и видеть перестал. Несмотря на то что вы не пригласили меня зайти, у меня осталось большое впечатление от нашей встречи и знакомства.

Вы, я думаю, помните предыдущие наши разговоры по телефону. Вообще-то, конечно, больше говорил я, а вы только смеялись и бросали короткие фразы типа «да что вы!», «не может быть» и тому подобные, Сейчас я открою тайну, хотя, возможно, для вас это уже не тайна. Ваша подруга Марина, с которой вы были на концерте, хорошо к вам относится. Я имел с ней две встречи на нейтральной почве не для того, конечно, чтоб с ней повидаться, это я откровенно говорю. Я хотел всё разведать о вас. Теперь я знаю, что вы закончили библиотечный институт и что родители ваши живут отдельно. Знаю, что у вас имеется однокомнатная кооперативная квартира (я думал — я вас домой тогда проводил после концерта, но потом выяснилось, что там живёт Марина). Ещё мне стало известно, что вы пока не замужем. Как видите, я не терял время, я хотел узнать о вас как можно больше как о человеке, который мне не безразличен и с которым надеюсь познакомиться поближе.