Фомин неожиданно замолчал.
— Ну и что?…
— Дальше пусть он рассказывает, — кивнул Фомин.
И Гришаев начал свой рассказ:
— Дальше события развернулись так. Получил я у Козаченко список телефонов. Позвонил по первому — неважная комната. По второму — слишком далеко от академии. Звоню по третьему телефону, говорю: «Я по поводу объявления». Отвечает приятный женский голос: «Если располагаете временем, приезжайте сейчас». И даёт свой адрес.
Приезжаю, вхожу. Встречает меня девушка. Я представился: «Майор Гришаев». Она в ответ: «Здравствуйте. Фомина».
Проходим в комнату. Светлая, хорошая комната. Много книг. Думаю: «Приятно, интеллигентные люди».
Она приглашает: «Садитесь, пожалуйста».
Сажусь. Смотрю на неё. Потом говорю: «Вы Фомина, а у меня приятель Фомин».
Она улыбается: «Знаю, знаю».
Я говорю: «Мы с ним долго соседями были. Так вот, — показываю, — его койка стояла, а так моя…»
Вижу, девушка смотрит на меня не то с испугом, не то с состраданием и вдруг спрашивает: «Вы «Кармен» не слушали? Недавно болгарский артист пел Хозе…»
Я отвечаю: «Нет, к сожалению, не слушал». И повторяю: «Так вот — его койка стояла, а так — моя. Помню, мы как-то…»
Она опять перебивает: «Вы заметили, какая зима суровая?…»
Я думаю: «Странная девушка».
Встал, осмотрел комнату, батареи потрогал, в стенку постучал, поинтересовался, капитальная ли перегородка, и потом спрашиваю: «Много ли здесь народу живёт?»
«Нет. Бабушка и я. Правда, сейчас ещё Федя… Но он скоро уезжает».
Я говорю: «Вы извините, но у меня впечатление, что вы меня боитесь…»
Она головой качает: «Н-нет… ничего… Что вы?…»
Тогда я спрашиваю: «Чем вы занимаетесь, если это, конечно, не секрет?»
Она отвечает: «Кончаю театральный институт, режиссёрский факультет».
«Ах, вот как!.. Интересно, А газ у вас есть?…»
Вижу, она пятится и говорит дрожащим голосом: «Федя вернётся не раньше чем через час. Может быть, вы в другой раз зайдёте?…»
«Какой Федя? Я не знаю никакого Феди».
«Ой, значит, я ошиблась. Вы по объявлению?»
«Точно».
«У меня прямо гора с плеч!..»
Тут я спрашиваю: «Что вы можете предложить?.»
Вижу — девушка мнётся, искоса поглядывает на меня.
«Извините, но у меня к вам вопрос. Может быть, это вам покажется странным, но вы коротко расскажите о себе, что вы за человек…»
Я говорю: «Пожалуйста. Ничего в вашем вопросе странного не вижу, Вполне уместный вопрос. Я офицер. Одинокий. Учусь, Интересуюсь искусством, Футбол люблю…»
«Скажите», а вы добрый человек?…»
«На мой характер товарищи не жалуются»
«Ну что ж, я очень рада. А как вы… к собакам относитесь?…»
«Вот так вопрос!» — думаю. «К собакам отношусь нормально, если их не слишком много».
«В данном случае, как вы понимаете, речь идёт об одной собаке…»
Я, правда, ничего не понимаю, но на всякий случай успокаиваю: «С одной-то собакой я всегда уживусь. Как говорится, найду общий язык…»
Гляжу, девушка смеётся: «Вы правду говорите?»
«Конечно. Но это, я думаю, не так уж и важно».
«Нет, это очень важно. Если бы вы не любили собак, нам бы не о чём было и говорить…»
Тут уж я обиделся. «Почему вы так думаете?…»
Она ничего не отвечает и вдруг достаёт откуда-то из-под стола маленького, симпатичного щенка и мне протягивает. Я его взял на руки. Он тявкнул раз-другой, потом изловчился, лизнул меня в нос.
Глажу я щенка, а сам думаю: «У каждого человека своя страсть, Не иначе, девушка собак обожает».
Сидим мы с ней, глядим друг не друга. Не знаю, какое я произвёл на неё впечатление, но мне она понравилась. И вот я говорю: «О себе я доложил, Жду, что вы скажете…»
«Пожалуйста. Сначала несколько слов о родителях. Надеюсь, вам это интересно?…»
Я говорю: «Конечно. А что, родители тоже здесь живут?»
Она отвечает: «Нет, они у Феди, у брата, в Брянской области. Там леса, поля, ость где развернуться. Так вот, о родителях. Отец и мать замечательные. Оба имеют медали. У отца деже две…»
«Очень приятно, говорю, но поскольку они живут не здесь, они меня интересуют, как говорится, во вторую очередь».
«Понимаю. В общем, смотрите, подумайте. Я вам её не навязываю. Сейчас принесу паспорт…»
«Что вы, но нужно. Я же вижу, с кем дело имею, Но вы помните, что она мне всего на год нужна?…»
«На год?… — удивляется девушка. — А что же с ней дальше будет? Куда она потом денется?»
«А потом я закончу, получу назначение и уеду. Вы же сдаёте её временно. Так сказать, в аренду…»
Девушка недоумевает: «Что?! — Г лаза у неё вот такие делаются. — О чём вы говорите?…»
«О комнате».
«О какой комнате?»
«Вот об этой самой…»
Тогда она руками разводит:
«Простите, я ничего не понимаю, Как вы сюда попали?…»
«Я пришёл по объявлению: «Одинокий офицер снимет комнату сроком на один год…»
И тут я вижу, девушка просто замирает: «Послушайте, я была уверена, что мы говорим о собаке!..»
Она смеётся, щенок лает-заливается, а я ничего не соображаю.
В разгар моих переживаний входит в комнату мужчина, брат её Федя. Я смотрю — вылитый майор Фомин.
Девушка рассказывает брату о нашей содержательной беседе, и мы втроём начинаем так грохотать, что даже соседи сбегаются,
На другой день Катюша пригласила меня на выпускной спектакль «Любовью не шутят». Снова вспомнили мы всю эту петрушку и так развеселились в зале, что, по-моему, даже артистов с толку сбили, поскольку смеялись в самых неожиданных местах.
Майор Гришаев кончил свой рассказ, и когда улеглось оживление, Козаченко, вытирая покрасневшие от слёз глаза, сказал;
— М-да!.. Вижу, что моя роль в этой истории не главная, но и не последняя… Как быть в дальнейшем? Если будут звонить — предлагать комнату, записывать номера телефонов?»
Майор Гришаев ответил не сразу.
— Можешь не записывать.
— Есть у него комната, — доверительно сказал Фомин.
— Понятно, — улыбнулся Козаченко, — есть комната и нет одинокого офицера.
К + М
Случалось ли вам испытывать такое?… Вот, скажем, лежите вы где-нибудь в лесу, отдыхаете, ни о чём ив думаете — и вдруг вы ощущаете какое-то неясное беспокойство. Вам кажется, что на вас обращён чей-то пристальный взгляд. Вы открываете глаза и убеждаетесь — так оно и есть.
В прошлое воскресенье мы всем семейством — Саша и я с Зойкой, — как всегда, были на даче в Подрезкове. День выдался замечательный. Забрели в берёзовую рощу, Саша с Зойкой отправились по грибы, а я решила — побуду одна, почитаю. Устроилась на полянке, взяла книжку и не знаю, может, книжка виновата, но довольно быстро потянуло меня ко сну.
И вот лежу я и сквозь дремоту чувствую — кто-то на меня смотрит.
Открыла я глаза и сразу увидела мужчину в светлом костюме и в яркой рубашке.
Стоял он близко, примерно в трёх шагах, стоял и внимательно смотрел на меня. Увидав, что и я на него смотрю, он улыбнулся, бросил на траву журнал и сел на него.
— Извините, что потревожил, — сказал он и снова улыбнулся, Я буду дальше называть его — он.
Вижу — держится он скромно, я опять открыла книжку, давая ему понять, что не собираюсь ни знакомиться с ним, ни вести беседу,
— Очень вы испуганно на меня посмотрели, — сказал он, — а меня не надо бояться,
— А я вас и не боюсь, — ответила я и отложила книжку: мол, чего ещё скажете?
Он вынул из кармана пачку сигарет.
— Не хотите?
— Спасибо. Я не курю, — сказала я сухо,
— Вы не возражаете, если я закурю?
Я пожала плечами. Дурацкий вопрос. Мы же не в купе.
— Молчание знак согласия. — Он чиркнул зажигалкой и выпустил дым. — Вы думаете, что я так, от нечего делать, пришёл в этот зелёный мир, да?…
«Давай-давай, производи впечатление! «Зелёный
мир». Мастер художественного слова. Я была уже готова иронически усмехнуться, но что-то удержало меня, скорей всего, грустная интонация, с которой он произнёс свою фразу.